Василий Топильский - Розы на снегу
— Кто это мы?
— Лена Нечаева. Помните, ее отец на заводе работал? Коммунист… Катя Богданова. Девушка решительная, смелая, комсомолка. Скажите только, что делать?
— Анна Петровна, — секретарь райкома впервые назвал Аню по имени и отчеству, — в этом деле нужна не только смелость, но и величайшая осторожность. Непредусмотренная мелочь, разговор со случайным человеком могут привести к провалу. И собираться вместе не так будет легко. Тебя в районе знают. Найдутся недобрые глаза, продажные соглядатаи.
— Понимаю, Иван Иванович! Для начала будем собираться у меня. Кто запретит девушкам заниматься рукоделием. Верно ведь?
— Ну что ж, рукодельницы, начинайте…
Анна Семенова.
К подпольной работе Аня привлекала девушек осторожно. Хотелось, чтобы каждая сама пришла к мысли встать на путь борьбы с врагом. Однажды к Семеновым пришла Сусанна Яковлева. Аня встретила ее приветливо. Предложила чаю с картофельными оладьями. Стала расспрашивать.
— Мама у меня заболела, а доктора теперь не вызвать, лекарства не купить, — с грустью рассказывала Сусанна. — Анна Петровна, когда нас освободят?
— Думаю, скоро, — ответила Аня.
— А где сейчас Красная Армия? Фашисты пишут, что вот-вот Москву займут.
— Ты веришь?
— Что вы! Даже и подумать об этом не могу.
— А другие?
Сусанна внимательно посмотрела на Семенову, стараясь понять, почему она задала ей такой вопрос.
— Другие, я думаю, тоже не верят тому, что пишут фашисты. Только ведь правду сейчас трудно узнать.
— Это верно. Вот и надо помогать людям узнавать правду.
— Как, Анна Петровна?
— Приходи в субботу. Поговорим. Да! Послушай. Ты любила вышивать. Прихвати-ка рукоделье. А для мамы возьми лекарство.
Аня достала из комода темный пузырек и протянула Сусанне.
И вот снова в доме Семеновых стали собираться девчонки. Прилежно рукодельничая, пели. Вполголоса Аня рассказывала им о том, как сражаются советские люди на фронтах, как борется с врагом осажденный Ленинград. Она знала, что девчата при случае будто ненароком передадут новости родителям, надежным соседям. И правдивые вести, полученные от подпольного райкома, обретут крылья…
В один из осенних дней полицаи привели в Оредежскую комендатуру всех бывших колхозных бригадиров и председателей колхозов.
— Заходите, мужички! — крикнул переводчик.
В большой комнате за столом, накрытым зеленым сукном, сидел майор Брунс. Комендант Оредежа был в хорошем расположении духа. Пригладив рукой подстриженные под «ежик» белобрысые волосы, он не спеша стал говорить о победах армии фюрера, о том, что не за горами конец войны. Затем объявил:
— Германское командование уважает обычаи русского народа. Вы любите работать сообща. Так делайте и впредь. Вы собирайте весь хлеб, весь картошка для армии фюрера. Кто берет себе, не дает комендатур — есть партизанен. Будет наказан. Первым стреляем — председатель колхоз…
В тот же день подпольный райком партии узнал о «совещании». Решили выпустить листовку.
— Поручим размножить ее прилежным рукодельницам, — сказал Исаков.
При свете двух коптилок низко склонились девчоночьи головы. Перед каждой стопочка листков бумаги из ученических тетрадей. Аня медленно полушепотом диктует:
— …Убирайте быстрее урожай, молотите его…
Тихо. Слышно, как дышат девчонки, как скрипят перья.
— Не верьте фашистским посулам, что вы по-прежнему будете работать сообща, — диктует Аня. — Ни крохи хлеба врагу… Подпишите: райком ВКП(б).
Скрипят перья. Готовы пять листовок, еще пять. Семенова берет одну из них. Почерк красивый, разборчивый. Ни одной ошибки, ни одной помарки. Аня чуть улыбается: «За такую работу на школьном уроке пятерку ставят. Даже у Кати Богдановой почерк стал четким и твердым».
Наутро жители Торковичей увидели на домах, на стене старой бани, на доске объявлений рядом с приказами гитлеровцев белые квадратики бумаги. Подходили, читали. Через час по улицам носились солдаты и полицаи. Срывали, соскребали листочки. Но уже было поздно.
Зазвенели по ночам на полях косы. В заброшенных сараях, старых овинах, в лесных землянках запахло зерном. Исчезало и колхозное имущество. Неизвестные «злоумышленники» взламывали по ночам замки и растаскивали сельскохозяйственный инвентарь.
И люди как-то распрямились, стали ходить смелее. Где-то рядом райком партии. Жива, значит, Советская власть!
…Весной гитлеровцы объявили мобилизацию на восстановление железнодорожного моста через Оредеж. Из Торковичей и окрестных деревень согнали несколько десятков человек. На покрытом молоденькой травой берегу зазвенели топоры и пилы.
Аня вместе с Катей Богдановой пилила толстые бревна и словно ненароком присматривалась, как работают люди. Рядом рубил пазы старый дед Василий. И хотя ему было под семьдесят, орудовал он топором сноровисто.
Анна полюбовалась его работой и вполголоса сказала:
— Покрепче делай мост, дед Василий. По нему составы с танками да пушками пойдут. Какой, может, и против твоего внука Колюшки.
Дед Василий вздрогнул, чуть не уронил топор.
— Не болтай, Нюрка, скажи толком.
— Я уже все сказала. Теперь сам раскинь умом, что к чему.
Дед закурил, осмотрелся и с маху отсадил здоровенную щепу. Паз оказался шире, чем надо. А он продолжал тюкать топором на другом конце бревна, хитро посматривая на Аню.
В полдень фельдфебель, руководивший работой, стал проверять подготовленные дедом Василием бревна. Измерил, и лицо его стало малиновым от гнева.
— Руссиш швайн! Негодный работ, — закричал гитлеровец.
Дед невинно моргал глазами и тихо бормотал:
— Стары мы, господин начальник. Ошиблись маленько. Стары и слепы.
На другой день исчезло несколько ящиков гвоздей. Неожиданно сорвалось в реку десятка два бревен. Строительство затянулось. Пришлось вызывать команду саперов.
…Ночью в окошко дома Семеновых кто-то тихо постучал. Аня проснулась моментально. Стук повторился. Потом еще. Так мог стучать только связной от командира партизанского отряда Бухова. Но сегодня он не должен быть. Аня села на кровать и несколько секунд мучительно выжидала. И опять условленные: тук, тук.
— Кто там? — спросила подпольщица.
— Картошки не найдется продажной? — услышала она пароль.
В сени вошел связной Макаров.
— Саша? Почему сегодня?
— Срочное дело. Идем. Иван Иванович ждет.
Аня быстро собралась. Огородами вышли к балке. Когда-то здесь было любимое место для пионерских игр в Чапаева, в разведчиков. Макаров легонько свистнул. Из почерневших, промытых осенними дождями кустов вышли двое.
