Елена Егорова - Угрешская лира. Выпуск 3
Страх любви
Заблудился я в твоих глазах.
Как же отыскать мне путь обратно?
И на сердце безысходный страх —
Даже Солнце ослепляют пятна.
Неподвластна разуму любовь,
Но любви земная жизнь подвластна.
Оттого в любви воскреснем вновь
И в любви погибнем не напрасно.
Страх любви бессрочен для живых,
И в любви живым прощенья нету.
Заблудись и ты в глазах моих,
Вот тогда мы, может, выйдем к свету.
Любимой
Любовью к Родине пылаю,
Но убоявшись громких фраз,
К рукам любимым припадаю,
Храня тепло лучистых глаз.
Вы для меня слились в единый
Источник вдохновенных сил, —
О Русь! – ты в облике любимой,
И ты, Любовь, с душой Руси.
Величальная
Воссияло Солнышко
Красной горкой.
Нацелуюсь вволюшку
Горько-горько.
И приманит вербонька
Нас украдкой.
Полюбил я девоньку
Сладко-сладко.
И наступит Хлебный Спас —
Днём венчальным,
Наградит колечком нас
Обручальным.
Быть чадолюбивыми —
Нам от Бога.
Проживём счастливо мы
Долго-долго.
И детишки наши пусть
Вырастают.
Будет жить вовеки Русь —
Русь Святая.
Сестра милосердия
Всем сёстрам военных
госпиталей посвящаю
На меня ты напрасно сердишься
За невинную шалость слов:
«Ты – моя сестра милосердия,
Я в тебя влюбиться готов!»
После встречи желанной и робкой,
Как сочащийся кровью порез,
Лёг на сердце татуировкой
Полумесяц и Красный крест.
Но зачем с каждым днём всё усерднее
Я твержу тебе вновь и вновь:
«Ты – моя сестра милосердия!»
Ведь сестра, увы, не любовь…
Рождественский молебен
Глаза-глаза зовущие,
Глаза-глаза следящие,
Незримо вездесущие,
Безжалостно палящие.
И всюду взгляд Всевышнего —
И на земле, и в небе.
И снова сердце слышит
Рождественский молебен.
Просвечен, как рентгеном,
Я Божьими глазами.
И каждый миг мой бренный —
Пред Вечностью экзамен.
Натали Владо
Натали Владимировна Владо (Ананова) – член Союза писателей России, автор сборников «Стихи мои – моя судьба» (2007) и «Белочкин орешек» (2009), лауреат московской областной поощрительной премии имени Я.В. Смелякова (2010). Её произведения печатались в тбилисских периодических изданиях, в московских журналах, в альманахах «Академия поэзии», «История Угреши» и «Угрешская лира», в подмосковных газетах.
«Горит свеча на столике моём…»
Горит свеча на столике моём,
Всё в комнате чуть-чуть преображая,
Стекает воск встревоженный её,
Причудливо подсвечник украшая.
Вот так слеза стекает по щеке,
Скупясь, стесняясь, медля, одиноко,
И песня о замёрзшем ямщике
Звучит в душе, как память о далёком.
Но пламень чистый столько говорит
О днях счастливых, но невозвратимых…
Благодарю. Пусть Бог тебя хранит!
Моя любовь к тебе неистребима.
Горит свеча – отчаянье моё,
Тихонько превращается в огарок.
Приму без слёз горение её.
Приму как твой рождественский подарок.
Белочкин орешек
Выпадали то орёл, то решка.
На заре свистели соловьи.
Пушкинская белочка орешек
Кинула, как молвила: «Лови!»
Я поймала золотой орешек
С изумрудным ядрышком внутри,
Вдруг от сосен голосом поспешным:
«Ты его не потеряй, смотри».
Потянуло радостью безмерной,
Я такой весёлою была.
Пусть недолгий срок мне был отмерен,
Всё равно сегодняшним жила.
Веселилась, время жгла беспечно.
(Это так присуще молодым).
Только счастье наше скоротечно,
От костра живого только дым.
Всё в какой-то сумасшедшей спешке
Я неслась к Закату от Зари,
И пропал мой золотой орешек
С изумрудным ядрышком внутри.
«Не запираю за собою двери…»
Не запираю за собою двери:
Сегодняшним живу, как и жила.
Быть может, снова безотчётно верю
В распахнутые надо мной крыла.
Шахматный король
Бессильный старый шахматный король,
Я начинаю новое сраженье —
Надёжное мне нужно окруженье,
Ведь не моя первостепенна роль.
Необходим со всех сторон заслон,
Но офицер спасёт меня едва ли —
Он ходит только по диагонали,
Неповоротлив, как индийский слон.
Покорный жребию и жребий не кляня,
Стою один на самой чёрной клетке.
И чёрный ферзь в меня нацелен метко,
И не приблизить белого коня.
Я так устал, что прошепчу: «Адью».
Уж нет былой отваги и сноровки.
Меня спасти хотели рокировкой,
Но потопили верную ладью.
Ошибок груз мы тяжело везём.
Не нами путь наш по земле рассчитан:
Мне так нужны и сила, и защита,
А ты не хочешь стать моим ферзём.
Хоть гибну, о пощаде не молю,
И даже на ничью я не согласен,
Исход сраженья до простого ясен,
Но не пристало плакать королю.
Рубиновый браслет
Ты подарил рубиновый браслет, —
И он легко обвил моё запястье.
Его носила я как амулет,
И он хранил меня от всех напастей.
А годы шли. Всему отмерен срок,
День отыграл на золотой свирели.
Но тот браслет от бед ещё берёг,
Рубиновые капельки горели.
Тебя сберечь не смог мой амулет.
Печать разлук, увы, не в нашей власти.
Теперь горит рубиновый браслет
Кровавой раной на моём запястье.
«Ты машешь вновь досадливо рукой…»
Ты машешь вновь досадливо рукой,
Такой как есть меня не принимаешь
Иль просто до конца не понимаешь.
А я… я не умею быть другой.
Так ненавистны мишура и фальшь,
Сама в безумном пламени сгораю.
Живу нескладно, вовсе не играю.
У каждого своя от Бога блажь.
Ведь каждый сам прокладывает путь,
Своих богов, кумиров прославляет.
Познав свою в иных явленьях суть,
Я за собой идти не заставляю.
Дожди
Пошли осенние дожди:
Блестят от счастья мостовые,
Жары и мух уже не жди,
Печально мокнут постовые.
И словно странные цветы,
Несомые над головою,
Плывут по городу зонты,
Владея весело Москвою.
«Какой нелепый грустный поединок…»
Какой нелепый грустный поединок,
В нём нет ни Вашей, ни моей вины,
Но стынет фраза колющею льдинкой
И ожиданьем боли со спины.
«Свеча в окне как память о былом…»