Иван Попов - Ложь. Записки кулака
Когда стемнело, зажгли лампу, и вся семья собралась в большой избе, Егор Иванович рассказал им причину прихода Степана. Младшая сноха Дуняша фыркнула, зажала рот ладонью и выскочила в сени. Старшие снохи переглянулись, улыбнувшись, но не стали смеяться, боясь гнева свёкра. Никита, куривший у печки, покачал головой, бросил цигарку на пол, растоптал ее сапогом и насмешливо сказал:
— Он, что ж, в коммунию её поведёт, аль как?
— А ты погоди зубоскалить, тут дело серьёзное, — оборвал его отец.
— Да уж куда серьёзней, — не унимался Никита, — а кто их кормить будет? Может быть, Стёпка? Или мы будем выделять им осьмину с урожая? Он в поле ни разу не был и отец до сих пор его кормит, а тут еще жену приведёт. Так лучше уж сразу выдадим Сашку за Степана!
— Пахать и сеять не такая уж сложная штука. Приведёт жену, остепениться, возьмётся за ум, ведь жена — не хомут, а шею трёт.
— Ну, батя, пойми сам, что гусь свинье не товарищ. Мы, Пономарёвы, и — Митька Жук. Да мы станем посмешищем в селе!
— Мы, мы, Пономарёвы! — Передразнил Никиту Егор Иванович. — Что, мы? А чем Стёпка хуже нас? Мужик он работящий, а что его нужда заела, то это не его вина, а его беда. При былом безземелии не каждому было дано прокормить и отдать замуж пять девок, а все они живут ладно. Вон недавно опять построили дом дочери. Вы лучше посмотрите на себя и своих жён. Они из каких семей? У Дарьи отец — пьяница и бабник, свою жену в гроб загнал. Фёкла, правда, из работящей семьи, богатой, но их, Рыбиных, все считают придурками. А про Дуньку и говорить нечего, ее отец так и не научился плести лапти, сбруя вся верёвочная, а дуга вечно лежит у лошади на спине. А вот Верка вышла замуж за балбеса, и ничего себе живут, аж в Воронеже. Городские, мать их! Маруська с Парашкой замужем не за королевичами, а тоже живут хорошо. А у Стёпки в роду дураков не было!
— Если не было, то мы будем первыми, — в сердцах выпалил Никита, сплюнул и добавил:
— Вы как хотите, но я — против, и на эту собачью свадьбу не пойду!
Он еще раз плюнул и вышел из избы, хлопнув дверью. В избе повисла гнетущая тишина. Мужики, молча, курили. Снохи, загнав детишек на полати, стали стелиться. Первым нарушил молчание Егор Иванович:
— Вы видели, как взъерепенился Никита? Я знаю его задумки. Ему бы, Шибаю, сейчас разделиться, пока Сашка еще не замужем, и прихватить её приданное. Он знает, что её я не обижу и наделю хорошо, да и сама свадьба станет в копеечку. Кроме всего прочего нужно думать, что Митька — секретарь партячейки, а это что-нибудь да значит. Вот в газетах только и пишут о партиях. Троцкого выгнали, НЭП прикрыли, того и гляди возьмутся за нас, а Митька, будь нашим зятем, при надобности как-нибудь пригодиться.
— Ну, как знаешь, батя, я в этих делах тебе не советчик!
Сергей встал, подошел к двери, снял с крюка фуражку и пошел на двор посмотреть скотину.
Прошло время, Степану было дано знать, чтобы слал сватов. Сватом пошел Иван Хохол. В свахи взяли Домну Жилякову, бабу языкастую, веселую, сосватавшую чуть ли не половину всех невест на селе. Шествовали они как-то вразброд, каждый сам по себе. Домна все куда-то торопилась, то забегала вперед, поджидая остальных, то вновь рвалась вперёд и без умолку тараторила, не заботясь о том, слушают ее или нет. Хохол, с вышитым полотенцем через плечо, выбритый, в хромовых сапогах с галошами, шёл размеренным шагом, держась с достоинством. Рядом с ним шел жених в постиранной гимнастерке, в галифе, в начищенных сапогах и неизменной кубанке с красным верхом на светло-русой голове. Замыкал шествие Степан. На нем была чистая рубашка, сверху приличный пиджак, такие же штаны и новые лапти с чистыми онучами. Он шел, нагнув голову, словно стесняясь, держа под мышкой четверть с самогоном. День был воскресный и выдался на редкость теплым, тихим. Многочисленные зеваки с интересом провожали взглядом сватов и разбирали по косточкам странное, по их мнению, сватовство, предсказывая, что ничего из этого не получиться. Но вопреки всем предсказаниям сватовство состоялось. Егор Иванович дал согласие на брак дочери с Митькой и даже назначил свадьбу на покров. Правда, поговаривали, что невеста не вышла к сватам, сославшись на болезнь. При сговоре не присутствовали братья и у них не спрашивали согласия, что, по приметам, не сулило ничего хорошего. Егор Иванович заверил сватов, что это блажь девичья, скоро всё пройдет и нужно готовиться к свадьбе. И подготовка началась. В помощь снохам Егора Ивановича были приглашены бабы кооператоров. Он ничего не жалел для младшей дочери, стараясь пышной свадьбой заслужить её благосклонность и сгладить напряженность в отношениях. День и ночь гнали самогон, жарили молочных поросят, кур, варили холодец, жарили гусей, фаршированных яблоками и гречневой кашей. Из лучшей муки пекли пироги, варили лапшу. Забили бычка и несколько овец. Пригласили всех, кто хотел прийти. Столы и скамейки были расставлены в большой и малой избе и даже в сенях. О свадьбе говорили в каждом доме, у колодцев и на завалинках. Егор Иванович предложил справить свадьбу в доме у Пономарёвых. Одна только невеста ни на что не обращала внимания, ни словом не обмолвилась о свадьбе, словно вся эта кутерьма поднялась не ради неё. В день сватовства, в разговоре с отцом, она заявила, что ни за что не сядет за стол с Митькой, но теперь успокоилась, держалась ровно, без напряжения. Успокоился и Егор Иванович, глядя на её поведение без слёз и капризов.
В канун свадьбы, ранним утром, когда весь дом спал непробудным сном после трудового дня, Сашка встала, оделась и взяла узелок с бельем. Зайдя в большую избу, сняла с крючка ключи от амбара и вышла во двор. Ей навстречу кинулся огромный пёс, по прозвищу Волк, и положил свои лапы на плечи, перепугав Сашку до смерти. Придя в себя, она почесала его за ухом, оттолкнула и подошла к амбару. Смазанный замок открылся бесшумно. Она юркнула в открывшуюся щель и плотно закрыла за собой двери. Зажгла спичку, нашла подвешенный к матице фонарь «Летучая мышь» и зажгла его. Фонарь моментально рассеял мрак, и она увидела стоящую на полу и на полках целую батарею четвертей с самогоном, тазы с холодцом и бесчисленное количество жареной и пареной снеди. Взяв в углу легкий толкач, оставленный кем-то и неизвестно зачем, Сашка стала методично, не торопясь бить им всё, что попадалось ей под руку. Всё что нельзя было разбить, было перевернуто и растоптано. Разгромив всё, что только было можно, Сашка потушила фонарь, вышла из амбара, пересекла двор и через заднюю калитку вышла на гумно, таясь от людских глаз. В село она больше никогда не вернулась.
Наутро Пономарёвы встали рано. Подняли и ребятишек. Хотя на улице было темно, но во всём чувствовалось приближение рассвета. Ревели коровы, горланили петухи, хлопали двери и стоял тот неясный шум, который извещал, что начались деревенские хлопоты. Фёкла и Дуняша пошли доить коров, мужики отправились обходить скот. Когда снохи вернулись с полными подойниками молока и процедили его, началась уборка. Дарья колдовала над тестом, готовясь печь блины и варить лапшу. Собрали постели и вынесли в поветку. Потом умыли детишек, накормили их и одели в праздничные одежды. Взрослые тоже приоделись, и за этой суетой никто не вспомнил о невесте. Кинулись только тогда, когда пришли к ней подружки, чтобы готовить невесту к венцу. Сначала отсутствию не придали особого значения, мало ли где может быть невеста, но время шло, и тревога росла. Стали разбирать вещи и обнаружили, что нет её лучшей одежды. Послали старших сестер к родным и знакомым, но никто её не видел. Как в воду канула. Отец послал Сергея на гумно проверить ригу, овин, сараи — не наделала ли она чего над собой по глупости, но везде было пусто. А между тем уже рассвело, стали собираться родные и соседи, а у Пономаревых паника. Наконец Никита сделал предположение, что она просто где-нибудь спряталась и горевать нечего. Чтобы рассеять гнетущую обстановку он предложил угостить пришедших. Егор Иванович не любил пьяных, но на этот раз промолчал, ибо возле дома собралось достаточно мужиков, любителей дармовой выпивки. Потом стали искать ключ от амбара, но он как сквозь землю провалился. Егор Иванович распорядиться сбить замок. Сергей и Яшка вошли в амбар и, увидев полный разгром учиненный Сашкой, лишились дара речи. Позвали отца, и когда тот посмотрел на все своими глазами, то невольно пошатнулся, схватился за косяк и, согнувшись, пошел в дом.
