Иван Майский - Перед бурей
страстный роман, закончившийся счастливым браком. Дядя
Миша был посаженым отцом у них на свадьбе.
По натуре Чемоданов был человек крайне беспорядоч
ный, но работать любил «на совесть». Поэтому с каждым
пациентом он возился долго и обстоятельно. А так как
пациентов было много и дядя органически не способен был
выдерживать точные сроки, то в его порядке дня получал
ся невероятный хаос. Больных он начинал принимать с
семи часов утра, кончал работу поздней ночью. Спал не
сколько часов, питался урывками и в совершенно неполо
женное время. Сплошь да рядом он до такой степени утом
лялся, что, садясь один (вся семья уже спала) часа в два
ночи поесть, он засыпал за столом с непережеванной пи
щей во рту. Тетя Лиля рассказывала, что однажды крыса
(которых вообще в доме было много) вскочила на стол и
откусила половину котлеты, торчавшей из дядиного рта.
Но дядя спал и ничего не заметил.
Так проходят годы, 90-е годы.
Но вот в политической атмосфере России начинают дуть
87
все усиливающиеся революционные ветры. В темносвинцо¬
вом своде неба все чаще образуются прорывы, сквозь ко
торые на землю падают лучи солнца. Почва под ногами
царизма колеблется. В народных массах, и прежде всего в
рядах пролетариата, нарастают все большие беспокойство,
волнение, воля к борьбе за освобождение. Идет 1905 год.
И в душе дяди Миши, как в полупотухшем костре под
слоем пепла, вновь начинает разгораться тот боевой дух,
который согревал его в молодости. Чемоданов никогда не
был строго партийным человеком. В дни «Света и тени»
он отражал настроения революционного народничества, но
и тогда он не был «народником» в тесном смысле этого
слова. В годы безвременья он, подобно моим родителям,
стал одним из тех левых, прогрессивных, антицаристски
настроенных интеллигентов, которые, если можно так вы
разиться, представляли собой «легальную оппозицию» са
модержавию. И теперь, когда первые удары революцион
ной грозы разбудили в дяде Мише его старые боевые
инстинкты, он сначала выходит на арену в качестве рево
люционного одиночки. Он ходит на все митинги и собра
ния, он собирает деньги и подписывает адреса и петиции,
он говорит на съездах и требует освобождения арестован
ных. Но он не записывается ни в одну из партий. Мало-
помалу, однако, события и собственные настроения начи
нают все больше толкать Чемоданова туда, где горячее
всего кипит борьба против самодержавия. Дядя Миша
сближается с московскими большевиками. Он становится
сторонником вооруженного восстания. И тут он вновь воз
вращается к своему острому и убийственному оружию —
карандашу. Он выпускает целую серию талантливо сде
ланных политических открыток, которые с несравненной
силой наносят удары царизму, реакции, генералу Трепову,
«реформатору» Булыгину и ядовито высмеивают трус
ливо-соглашательскую позицию либеральной буржуа
зии. Заканчивается эта серия замечательной, истинно про
роческой карикатурой: царь пляшет на груде черепов, и
рядом тот же царь на виселице. Подпись гласит: «Допля
шется». Эти революционные открытки тайно печатаются
в одной из московских фотографий, распространяются в де
сятках тысяч экземпляров и приносят значительный доход,
который идет в кассу Московского комитета большевиков
и в политический Красный крест.
Но вот революция на отливе. Потрясенный царизм вре-
88
менно возвращает себе власть. Начинается дикая расправа
со всеми врагами самодержавия. Ее жертвой становится и
дядя Миша. Два обыска. Арест. Бутырская тюрьма. Кру
позное воспаление легких, схваченное в сырой, холодной
камере. Выпуск на поруки умирающего заключенного. От
чаянные попытки семьи и друзей предотвратить роковой
конец. Но уже поздно: царские палачи умеют делать свое
дело.
В январе 1907 года дядя Миша умер в возрасте всего
лишь пятидесяти двух лет.
Его имя, по справедливости, должно занять одно из вид
ных мест в истории русской политической карикатуры. Из
дание сборника лучших произведений Чемоданова явилось
бы полезным вкладом в библиотеку развития русской об
щественно-революционной мысли.
Мое первое более близкое знакомство с Чемодановым
произошло в Мазилове, когда мне было немногим больше
десяти лет. В дальнейшем, вплоть до поступления в уни
верситет, я не раз подолгу и часто сталкивался с ним то в
Москве, то в Омске. И когда сейчас, вспоминая свои дет
ство и раннюю юность, я стараюсь установить те влияния,
которые сделали меня революционером, я с благодарно
стью думаю о дяде Мише. В моем духовном развитии он
сыграл далеко не последнюю роль.
.9.
НА АРЕСТАНТСКОЙ БАРЖЕ
Осенью 1895 года наша семья вернулась из Петербурга
в Омск (на этот раз мы ехали уже по Сибирской железной
дороге, которая в то лето дошла до Омска), а весной сле
дующего, 1896 года мой отец был назначен сопровождать
арестантскую баржу, ходившую между Тюменью и Том
ском, и опять взял меня с собой в командировку.
В те годы транспортировка осужденных из Европейской
России в Сибирь несколько видоизменялась в зависимости
от времени года. Зимой этапы доставлялись поездами до
последнего железнодорожного пункта — Челябинска. От
сюда пешим порядком они шли на восток по маршруту
Омск — Томск — Иркутск — Чита и т. д., вплоть до Саха
лина. Летом этапы доставлялись поездами до Тюмени, от
сюда водой переправлялись в Томск и уже от Томска шли
тем же пешим порядком на Иркутск — Читу и т. д. В свя
зи с этим летом между Тюменью и Томском регулярно
89
курсировали два парохода, которые водили за собой по
одной арестантской барже. На такой барже имелись каме
ры для содержания преступников, забранная железной ре
шеткой открытая палуба, помещение для конвойной коман
ды человек в тридцать пять и две-три каюты для малень
кого лазарета. Баржу сопровождали начальник конвойной
команды и врач для оказания медицинской помощи в пу
