Александр Плонский - Прощание с веком
Вот пример из моей юности. В 9 классе у нас с учителем истории Марком Романовичем Рохлиным разгорелся нешуточный спор о роли личности в истории. Наиболее активная часть класса твердо стояла на том, что роль личности велика.
Примеры: Сталин, Гитлер и др. Он вынужден был отстаивать точку зрения о ведущей роли народа. Впервые у него не хватало аргументов, и наш Марк (мы его любили и уважали) вышел из себя.
А мы его жалели, потому что прекрасно понимали, что на самом деле он думает так же, как и мы. В то мое время не было противостояния между различными группами людей (намеренно не говорю классами). Люди были сами по себе, будь то интеллигенция или рабочие и колхозники, — власть далека и сама по себе. Все эти политинформации о съездах и пр. — др. отскакивали от нас, как горох от стенки.
Люди в своей массе жили примерно в одинаковых условиях. Отсюда, по-моему, и твердое субъективное убеждение, что жили лучше. То есть фактически мы жили материально хуже, а субъективно лучше, потому что не хуже других. И это не только наша российская психология.
Сейчас же дикое расслоение общества по доходам породило отчуждение людей друг от друга. Это, разумеется, не единственная причина. И самое поразительное, что по прежним отношениям тоскуют не только люди наших поколений, но и тридцатилетние и даже более молодые. Даже мои студенты с интересом и некоторым недоверием смотрят наши старые незамысловатые фильмы. И реакция: «а правда, так было?».
Сейчас в молодежной среде столь же редки идеализм и романтизм, сколь редок был в мое время голый прагматизм. Хорошо бы, чтобы было место и тому, и другому. Вот когда это станет реальностью, наш народ выздоровеет. Жаль только, что вероятнее всего, это будет еще не скоро. Но и мы, и Вы в это верим.
Послесловие к главе.
Как я уже напоминал, жена моложе меня на 20 лет, то есть годится мне в дочери. Несмотря на близость вкусов и общность профессиональных интересов наши взгляды не всегда кардинально совпадают, что уже 33 года не мешает нам любить и уважать друг друга.
Включив ее письмо в книгу, я хотел познакомить читателя не только со своими взглядами на положение в стране и обществе, но и с взглядами представителя предыдущего поколения.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Обручальное кольцо, упавшее с пальца, или 100 долларов в зачетной книжке
…Я не беру совсем никаких взяток. Вот если бы вы, например, предложили мне взаймы рублей триста — ну, тогда совсем дело другое: взаймы я могу взять.
Н.В.Гоголь (1809–1852)Не собираюсь утверждать, что взятка — изобретение ХХ века. Попробуй я сказать так, и меня засмеет любой, читавший гоголевского «Ревизора». Думаю, что корни этого явления уходят в глубокую древность. Причем не только российскую. На эту тему юристы наверняка сочинили сотни диссертаций. А воз поныне там.
Я не правовед и не историк. И сама тема взяточничества, или, в более широком толковании, коррупции, интересует меня, главным образом, в сфере образования.
На мой взгляд, есть две святые профессии — врача и преподавателя. У врачей существует даже своя профессиональная «клятва Гиппократа». Жаль только, что в последнее время о ней все чаще забывают…
Для преподавателей такой клятвы не придумали. А она им ой как необходима. Ведь преподаватель это не тот, кто вдалбливает в головы недорослей азы наук. Вольно или невольно мы передаем студентам не только профессиональные знания, но и свое мировосприятие. Другое дело, как наши ученики воспользуются тем и другим. Но, поверьте, они взвешивают каждый наш поступок и находят в нас хорошие и дурные примеры для подражания.
Оценивая себя, как человека, я при всем желании не могу вписать в свою «зачетную книжку» какую-то обобщающую отметку. А если бы и мог, то это определенно была бы не «пятерка». Мой «моральный кодекс» очень далек от идеала. Но он есть, а у скольких моих современников его вообще нет, и никогда не было!
Мне есть чего стыдиться, но и есть, чем гордиться.
В семидесятых годах я поставил «двойку» сыну первого секретаря обкома. Вялое (не стану преувеличивать) давление со стороны ректора не заставило меня изменить оценку. Лишь когда через две недели мой тезка Саша Манякин подготовился к переэкзаменовке, он получил заслуженную «четверку». И, представьте, сказал: «Спасибо за урок!».
В восьмидесятых годах моя коллега по факультету, имеющая диплом по родственной специальности», решила сделать «выстрел в яблочко» — получить второй диплом, уже не по «родственной», а по «базовой» специальности (до сих пор не пойму, зачем ей это было надо). Пришла ко мне между делом с раскрытой зачетной книжкой и широкой улыбкой. Предмета (а ведь их десятки, и свой она, не сомневаюсь, освоила хорошо) совершенно не знала. Когда я вписал в ведомость «двойку», была удивлена (как так, мы же преподаватели?!). Месяц не здоровалась со мной.
В ушедшем веке было в ходу слово «блат» (принцип: «ты — мне, я — тебе»). Примеры я только что привел. Добавлю, что ни разу не поставив отметку «по блату», выглядел в глазах некоторых моих коллег как «белая ворона».
Бывало, просили меня и «намекнуть» жене, чтобы спрашивала на зачете или экзамене помягче, мол, у Иванова, Петрова, Сидорова папа полезный человек… Я неизменно отвечал, что не намерен лишиться уважения жены, а потому ни за кого просить не стану.
Вот, пожалуй, то, что входит в мой «моральный кодекс» на правах «табу».
Попутно скажу и о других «табу». Я ни разу в жизни не обратился к студенту «на ты». Убежден, что преподаватель не имеет права так делать. Если я кому-то говорю: «ты», тот вправе ответить мне соответственно. Кстати, не помню, чтобы в Московском авиационном институте, в пору моего студенчества, кто-либо из преподавателей позволил бы себе сказать «ты» студенту.
Я никогда не воспользовался трудом студента в моих личных целях. Знаю преподавателей, которые не считают зазорным, чтобы студенты вырыли ему в гараже яму, починили автомобиль, перенесли тяжесть. Это, мол, просто «по-товарищески». Но что-то я не видел преподавателя, который бы обихаживал гараж или дачу студента (если, конечно, речь идет не о родственных отношениях).
Я человек язвительный, ехидный, не слишком хорошо воспитанный, могу беззлобно поиздеваться над нерадивым студентом. Но в любом студенте вижу прежде всего личность. И подчеркиваю свое уважительное отношение к нему именно как к личности, которая, возможно, превзойдет меня в пользе для своей страны, для человечества. Это еще одно «табу».
Вот, пожалуй, и все о «табу» моего «морального кодекса», хотя перечень можно было бы и продолжить.
