Александра Анисимова - На короткой волне
Последнее время, как только партизаны уходили на выпады или на встречи с другими группами, ко мне приходила Яничка и сидела почти до рассвета. Мы очень подружились с ней.
Иногда она рассказывала о вновь прибывших в город немецких воинских частях. Эти последние километры перед фронтом были так густо заселены ими, что партизанам приходилось то и дело менять расположение. В отряды все чаще приходили новые люди, бежавшие из немецкой армии.
Очень опасно становилось работать на рации. Изредка приходил майор с кем-нибудь из наших. Тогда мы забирались на чердак и несколько минут могли побыть вместе. Это были невеселые минуты. Я спрашивала:
- Ну, что там слышно? Скоро?..
Он только пожимал плечами.
- Если бы я мог знать!..
Я просила его взять меня с собой в лес. Он убеждал оставаться пока у Янички.
- Тут безопаснее, Ася. Подожди еще немного. А сейчас взять тебя не могу. Пойми, ведь ты радистка.
- Но я не могу больше ждать! Пусть будет трудно, только вместе. Да и работать становится все сложнее... Товарищ майор, неужели это будет, - что вы придете когда-нибудь... среди белого дня?..
- Совсем разуверилась, - качал головой майор. - Ну конечно, это будет...
А потом он торопливо уходил, чтобы до рассвета вернуться в бункер.
Партизаны часто говорили о книге Гитлера "Моя борьба". Но говорили о ней уже как о чем-то прошедшем. Я, с трудом прочитав несколько страничек, отложила ее в сторону. Меня вполне устраивали "комментарии" к этой книге, сделанные нашей армией. Все партизаны хорошо знали немецкий язык, и мне представлялась большая возможность изучить его. Но, к моему собственному удивлению, постоянная привычка детально изучать все, что встречается на пути, наталкивалась на какую-то внутреннюю преграду. Я просто не хотела изучать немецкий язык. За это я была впоследствии наказана. И поделом.
Однажды утром мы стояли с Яничкой в дверях сарая, и она спросила, указывая на Чанторию:
- Добежишь?.. В случае чего...
Я откровенно призналась.
- Нет, не добегу...
- Ничего... с тобой будут наши.
Недоступно далеко синела в небе шапкой лесов Чантория...
С каждым днем все труднее становилось партизанам ходить по городу. Теперь уже очень редко приходили они без стычек с патрулями. Как-то на рассвете Яничка, встревоженная, прибежала к нам. Забросала дровами угол сарая, где находился бункер, и сказала:
- Сидите тихо. Пришли солдаты - семь человек. Ищут квартиру. Если сумею, откажу. Сейчас ходят дом осматривают.
Вход в бункер - квадрат шириной в восемьдесят сантиметров был открыт, потому что только оттуда поступал воздух. И вдруг мы услыхали чьи-то шаги по потолку.
Мы бесшумно встали, прислушались. Да, кто-то осторожно пробирался к нам. Я приготовила револьвер, остальные достали пистолеты. Один партизан держал в руке "лимонку". Мы замерли. Оставались считанные секунды до того страшного, что должно было произойти вот сейчас... Мы хорошо знали, что ни одному из нас не уцелеть. Шаги замерли... Вот на ступеньку опустилась нога, потом вторая, и мы увидели Юзефа!
Все облегченно вздохнули. Мы забыли, что он оставался в доме, когда пришли немцы.
- Яничка завела солдат на кухню, - рассказал Юзеф, - а я по лестнице на чердак - и вот сюда.
Через несколько минут прибежала Яничка и принесла, как обычно, горячее молоко.
- Что, солдаты уже ушли?
- Нет. Они там сидят. Завтракают.
- Ой, Яничка, будь осторожнее! Они могут поинтересоваться, почему на плите стоят такие большие кастрюли, а семья всего в три человека.
Не знаю, каким образом, но от своих ненужных квартирантов Яничка отделалась очень быстро.
В те вечера, когда приходил майор, Юзеф сидел у Янички и возвращался в бункер только под утро. Он избегал каких-либо объяснений. И я догадывалась, что положение Юзефа в партизанском отряде изменилось.
Как-то Василий привел с собой еще несколько новых человек. Это была разведгруппа под командованием капитана Орлова. У них случилась беда поломалась рация. В бункере остался Орлов. Остальные члены группы присоединились к нашим разведчикам и жили в лесу. Николай Орлов, двадцатитрехлетний капитан, оказался на редкость молчаливым. Я сказала ему об этом. Он улыбнулся и ответил, что на прошлом задании ему пришлось работать среди немцев под видом глухонемого. Это продолжалось семь месяцев, и он почти разучился говорить.
Прошло несколько дней, и вновь Яничка прибежала к нам встревоженная. Одну из комнат в доме сняли четыре солдата с фаустпатронами. Дальше оставаться здесь нельзя.
От майора приехал связной и передал его просьбу привести меня в дом Михала Завады. Я уже успела привыкнуть и к Яничке и к партизанам. Очень трудно было расставаться...
Вечером мы с Янеком и Франтой отправились в путь. По пустынным задворкам, узкими глухими переулочками они привели меня на окраину города Устронь. Дверь открыла молоденькая девушка с ребенком на руках. По разговору я догадалась, что это старшая дочь Завады.
- А где Милька? - спрашивает Янек.
- Сейчас позову, - отвечает сестра.
Милька выходит из комнаты, и я сразу опускаю глаза. Да, ничего не скажешь... Красивая... Легкая, стройная, в нарядном платье и модных туфельках. А на мне грубые сапоги и мешковатое мужское пальто. Конечно, если бы пришлось ползти по земле мимо полицейских постов или вступить в перестрелку с солдатами - они были бы в самый раз. Но здесь, рядом с Милькой, это просто... Даже слов не подберу...
- Милька, - спрашивает Янек, - когда будет майор?
- Завтра в десять часов.
Меня словно кольнуло в сердце. Так спокойно, так уверенно сказать, когда придет майор, я не могла никогда за все время, что мы с ним вместе.
- Тогда останемся у вас, - говорит Франта и вместе с Янеком уходит в бункер.
Мне предлагают лечь спать на кухне. Я устраиваюсь около печки, подложив сумку с рацией под голову, и через несколько минут засыпаю.
- Панна Ася! Быстрей в бункер! - очень скоро будит меня Завада. Немцы идут.
Михал помогает собрать мои вещи и провожает в подвал. Милька стоит перед зеркалом и старательно укладывает волосы в пышную прическу. Михал показывает на окно, и я вижу, как к дому между сугробами пробирается группа солдат. Вход в бункер не успели засыпать углем. Михал ставит на него бочку с капустой и выходит к воротам. Мы сидим в темном холодном подвале, тесно прижавшись друг к другу, и молчим. Слышны шаги немцев над головой, их голоса, стук отодвигаемой мебели. Напряженно вглядываемся в непроницаемую темень бункера.
- Хотите, я покажу вам свою комнату? - говорит кому-то Милька. И мы слышим топот кованых сапог.
- Очень уютно... Очень... - раздается мужской голос.
Потом какое-то движение... Стук в дверь. Солдат докладывает, что все проверено, осталось осмотреть подвал.
