Ирина Глебова - Хроники семьи Волковых
— Кто он вам? Фронтовик?
— Муж. Да, воевал всю войну.
Покивали головами:
— Хороший парень.
Тот и правда был хорош: в лётной форме, высокий, симпатичный…
Ещё когда шли к вокзалу, дорогу им дважды перебегали чёрные кошки. Аня и Саша смеялись: «Билетов, что ли, не достанем?» Нет, билеты были куплены легко. И они поехали в Харьков.
Да, Аня смеялась над чёрными кошками — она была не суеверна. Но вот два своих сна, связанные с Александром, хорошо запомнила. Ещё и потому, что привиделись они так ясно, подробно, как бывает редко. Первый она увидела ещё тогда, когда Сашка ходил к ним в дом — «к маме». Снился Ане большой паук в углу комнаты. Он запутал её паутиной, подбирается. А ей вовсе не страшно… Сестра Мария этот сон сразу растолковала: «Да то Сашка под тебя подбирается!»
Второй приснился ей незадолго до замужества. Вышла вроде бы она в сени с вёдрами, идти по воду. Слышит — на чердаке шум сильный. Подняла взгляд, а по приставной лестнице оттуда спускается медведь. И тоже ей почему-то нисколько не страшно. А медведь и говорит: «Дай-ка помогу!» Забрал вёдра, пошёл к колодцу, воды набрал и возвращается в дом. Аня идёт сзади, смотрит — вёдра-то пустые… Позже она сама растолковала этот сон: жизнь в первом замужестве оказалась пустой.
Харьков. Лунёвы
В Харьков поезд пришёл поздно вечером. Аня и Александр вышли на станции, которая называлась Лосево. В наше время — это всего лишь небольшая платформа для пригородных поездов. До войны и первые годы после здесь, как раз рядом с Харьковским тракторным заводом и заводским районом, действовала большая станция Лосево — с вокзалом, с узловой развязкой для поездов дальнего следования.
Шли молодожёны по ночному рабочему посёлку, с чемоданами, мимо двух шестиэтажных домов, стоящих друг напротив друга. Дома были длинные, и Аня мимоходом с любопытством смотрела в светящиеся окна. А там — убогая обстановка: табуретки, голые лампочки, какие-то тряпичные коврики на стенах… Не удержалась, сказала мужу:
— А ты говорил — Харьков, Харьков! У нас люди лучше живут, культурнее.
Он немного обиделся, объяснил:
— Да ведь это рабочее общежитие. Тут, конечно, бедно, да и живут приезжие из сёл. Мы с тобой будем жить по-другому.
Потом они пошли мимо другого, тоже шестиэтажного, но совсем иного дома. Он поразил Аню своей огромностью, необычной конфигурацией, величественными арками. Очень понравился. И Александр с гордостью рассказал ей местную легенду.
— Когда строили наш район для рабочих завода, решили поставить три дома — каждый в виде букв: «Х», «Т» и «З». Чтоб сверху, когда будут пролетать самолёты, было сразу ясно: здесь находится самый большой в стране Харьковский тракторный завод — ХТЗ! Начали с буквы «З», так было удобнее. Вот этот дом, — мы тут все называем его «Двадцатый», по его номеру, — и есть буква «З». Остальные построить не успели, началась война. Видишь, какой красивый, грандиозный! А ты говоришь…
Дальше пошёл ряд стандартных пятиэтажных домов. Ясно было, что здесь обитают люди другого уровня: на окнах красивые занавески, а иногда даже ажурные шторы, лампочки с абажурами… К одному из этих домов Александр и привёл Аню. Поднялись на второй этаж. Из-за дверной щели пробивался свет, в квартире раздавались громкие голоса, крик — там, похоже, ссорились. Аня с Сашей переглянулись.
— Не спят, — сказал он и постучал.
Тотчас там наступила тишина. Какая-то мгновенная суета, — и свет погас. Александр снова постучал — громко, уверенно. Дверь открыла молодая женщина, провела в комнату, включила свет. Свекровь, мать Саши, лежала в постели с болезненным видом. Аня бросилась к ней, ласково тронула за плечи, готовая обнять:
— Мама, вы больны?
Совсем недавно потерявшая свою любимую, заботливую маму, она готова была полюбить эту женщину, как родную… Умирающим голосом та сказала:
— Нет, ничего, я сейчас встану…
И кряхтя начала подниматься, не ответив на Анино прикосновение ни объятием, ни приветствием. Так началась Анина жизнь в замужестве.
В семье Лунёвых было шестеро сыновей. Трое старших — Григорий, Николай и Александр, — воевали. Алексей был инвалидом. Василий и Пётр не вышли ещё из подросткового возраста, в армию не призывались. Когда фашисты подходили к Харькову, мать с тремя оставшимися при ней сыновьями эвакуировалась в своё родное село, недалеко от города. Но и это село тоже попало в оккупацию, и самого младшего, Петра, немцы угнали в Германию.
Мать жила с сыновьями одна. Отец бросил их, но к тому времени старшие парни уже работали. Отец был штукатуром-маляром и, когда ещё жил в семье, брал на работы с собой четырнадцатилетнего Александра. Потому Сашка и умел делать все эти работы. Мать же никогда не работала, была домохозяйкой.
Все парни Лунёвы увлекались спортом. Стадион завода ХТЗ находился очень близко и был для них вторым родным домом. Александр до войны боксировал, другие бегали, играли в футбол, поднимали штанги. Однажды один из братьев, Алексей, в то время двенадцатилетний мальчишка, ехал на футбол, прицепился к трамваю, упал, и ему отрезало ногу… В войну — редкий случай! — в семье Лунёвых уцелели все.
Квартира у Лунёвых была изолированная. Две комнаты: одна большая, вторая поменьше. В ней стояла высокая каменная голландская печь, которая отапливала всю квартиру. И, надо сказать, отапливала отлично. Эта вторая комната служила одновременно и кухней. Эти дома — тридцатых лет постройки, — стоят и сейчас, в них живут люди. Правда, квартиры давно перепланировали. Появилось центральное отопление — голландские печи разобрались, комната стала больше. Когда провели газ и поставили газовые плиты, люди выносили эти плиты в коридор. Получалась двухкомнатная квартира с кухней в коридоре. Но так делали гораздо позже. Сразу же после войны квартира была такой, какой её застала Аня.
К приезду молодожёнов в квартире жили только мать и Татьяна — жена старшего брата Григория. Поженились они до войны, но после войны Григорий возвращаться к ней не торопился. Татьяна, работая на продуктовой базе, вела себя вольно, имела любовника, делала аборт. Григорию в армию об этом конечно писали. Пока Аня жила в семье, он так и не приезжал.
А вот через месяц после приезда Ани и Александра вернулся из Германии домой самый младший — Пётр. Когда его забрали туда на работы, мальчику было 14 лет. Служил он в батраках у какого-то немецкого фермера. О хозяине отзывался хорошо — тот его не обижал. Восхищался немецкой аккуратностью, порядком, деловитостью. Когда советские войска вошли в Германию, Пётр поехал на Родину. Добирался с трудом. Помогла ему одна еврейская семья, которая тоже возвращалась из Германии. Они приняли мальчика тоже за еврея: приютили, везли, кормили. А он и не опровергал: научился за годы на чужбине приспосабливаться.
