Владимир Рудный - Готовность № 1 (О Кузнецове Н Г)
Разговелись! Ждали, не хотели верить, но готовились давно.
Подводная лодка "С-7" возвращалась ночью из дозора. Еще в апреле она встретила в средней Балтике германский линкор "Бисмарк", о чем ее командир капитан-лейтенант С. П. Лисин тотчас известил базу. Его тогда срочно вызвали на берег в штаб, он доложил подробности лично наркому, которого знал по республиканской Испании. Так и хотелось, докладывая, произнести пароль наших "испанцев": "Салуд, камарада!" Но не время и не место... В последнюю мирную ночь Лисин не встретил в дозоре ни одного чужого корабля. Затишье. Но его насторожило, когда чужие шхуны, вечно дежурные и всегда назойливые, шарахнулись, засуетились, завидев его перископ. Лисин уже был близок к базе, когда пришел сигнал - вернуться на позицию, продолжать дозор...
На островке Вайндло в Финском заливе старшина М. Н. Гущанинов принял в те же часы какое-то малозначительное слово, допустим, "сарафан". Нашел в сейфе пакет с подобным обозначением, вскрыл, прочел: война! Все, что положено посту СНиС делать, старшина знал наизусть: девять человек, составляющих гарнизон, должны изготовиться для круговой обороны на каменной гряде длиною в 512 метров и продолжать наблюдение за морем и воздухом. Фиксировать все: идущие мимо шлюпку или корабль, свой и чужой, летящий самолет, плавающие мины, перископ, любой предмет .на воде и над нею. А долго ли можно продержаться на такой скале? Оказалось, долго. До глубокой осени без смены держался, воевал маленький гарнизон на скале.
На крейсере "Киров", флагмане отряда легких сил КБФ, контр-адмирал В. П. Дрозд собрал в полночь всех командиров кораблей боевого ядра, переведенного из Либавы в Рижский залив. О чем шел разговор, лейтенант А. Ф. Александровский, командир зенитной батареи правого борта, не мог знать. Он безмятежно спал, довольный удачей: раздобыл на берегу дефицитный ложечковый шток для своих пушек, за что ему в поощрение был обещан командиром артдивизиона крейсера съезд на берег в воскресенье. "Кирову" предстояло выдержать еще много боев и в Моонзунде, и в Таллине, и в Финском заливе, и в Неве, сдерживая напор фашистской лавины и обороняя в блокаде Ленинград; и лейтенант еще собьет свой первый юнкере, обороняя Таллин. А в эту ночь колокола громкого боя подняли его по тревоге, у которой не предвиделось конца. Лейтенант получил непривычное приказание: "Убрать с батареи весь учебный и практический боезапас и поднять из погребов в кранцы первых выстрелов боевые дистанционные гранаты". Юнкерсы налетели в конце дня. Открыли огонь зенитки "Кирова" и других кораблей на Усть-Двинском рейде. Лейтенант расстроился: ждал, готовился и не сбил. Но и фашисты сбросили бомбы в стороне от кораблей, не нанеся им потерь.
Раньше, чем в других местах началась война, был атакован далекий от линии первого удара Севастополь. 22 июня около трех часов ночи посты из районов Евпатории и мыса Сарыч донесли о шуме моторов авиации. Самолеты шли к Севастополю на малой высоте. В 3.05 развернутые на огневых позициях зенитные батареи получили донесения о самолетах с постов у Камышовой бухты и в районе Херсонесского маяка. В 3.07 начался налет. Над затемненной базой зажглись, ослепляя летчиков, лучи прожекторов. Вся артиллерия ПВО, универсальные пушки береговой обороны и зенитки кораблей открыли огонь. Закупорить выход из Севастополя противнику не удалось. В ту ночь были сбиты два фашистских самолета. Часть плоскости одного из них днем доставили в штаб флота.
Не удалось закупорить и выход из Кронштадта и Ленинграда магнитными минами, сброшенными противником ночью с самолетов, прилетевших с аэродромов Финляндии. Одна из мин попала в Морской канал. Утром на ней подорвался эстонский товаро-пассажирский пароходик "Рухну". Эдвард Вахи, старый эстонский капитан, объяснял мне, почему он, спустив шлюпку, высадил буфетчицу и часть матросов, а пароход дотянул до бровки канала и затопил: "Надо же знат1" где можно, где нельзя тонуть, не может морской человек закупорить фарватер, как бутылку".
Бомбили Либаву, там в ремонте остались подводные лодки и эсминец "Ленин", пять суток продолжалась борьба за Либаву, в ней участвовали рабочие отряды, отряды курсантов-моряков, команды ремонтируемых кораблей и стрелковая дивизия генерала Дедаева, она встретила первой удар врага на растянутом участке побережья до самой границы. Генерал Н. А. Дедаев погиб в бою. Командир эсминца "Ленин" капитан-лейтенант Ю. М. Афанасьев принял, как писал Кузнецов, единственно правильное решение, - приказал взорвать лишенные хода подводные лодки и свой корабль и с боем прорвался в Таллин, когда фашисты захватили Либаву. Он был несправедливо обвинен в панике и расстрелян. Спустя годы партия восстановила доброе имя офицера, выполнившего свой долг.
Бомбили и Гангут в первый из 164 дней его героической обороны. Гарнизон этой арендованной у Финляндии базы сразу превратился в осажденный.
Командир Гангута генерал С. И. Кабанов еще два дня назад своей властью задержал в порту рейсовый турбоэлектроход, выдержал телеграфный штурм и натиск, но оказался прав: турбоэлектроход, загруженный семьями гангутцев, вовремя, перед самым налетом "Ю-88" с аэродромов Финляндии, успел уйти в Таллин, сопровождаемый торпедными катерами. Бомбы на порт и стоянку катеров были сброшены впустую...
Ночью, отдав все приказания и выслушав доклады с флотов об их исполнении, нарком прилег в своем кабинете. Глуховатый звонок телефона поднял его на ноги. "Докладывает командующий Черноморским флотом. - По необычайно взволнованному голосу вице-адмирала Ф. С. Октябрьского уже понимаю: случилось что-то из ряда вон выходящее. - На Севастополь совершен воздушный налет. Зенитная артиллерия отражает нападение самолетов. Несколько бомб упало на город..." Это было в 3 часа 15 минут. "Вот когда началось, вспоминал Николай Герасимович. - У меня уже нет сомнений - война!" В стране стало известно о войне в полдень. Нарком еще ночью приказал известить моряков о нападении и отражать удары противника всеми средствами. В 5.17 Военный совет КБФ объявил по флоту: "Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать всякую попытку нападения противника". Позвонил наркому из Полярного А. Г. Головко: "Разрешите бомбить авиацию противника на его аэродромах?" Нарком понял: речь идет об аэродромах не только оккупированной Норвегии, но и формально нейтральной Финляндии. Он ответил: "Разрешаю бомбить германские аэродромы на норвежской территории".
Ох уж эти "стартовые площадки" - термин, хорошо знакомый современникам. Нападающие любят располагать их подальше от своего дома, на чужих территориях, оккупированных или "нейтральных". Никак не полагали фашисты, что ответный удар по Берлину нанесут 8 августа 1941 года морские летчики во главе с командиром минно-торпедного полка КБФ Е. Н. Преображенским с острова Сааремаа на пределе дальности, доступной оружию того времени. Нанесут настолько внезапно, что свет в фашистской столице начнет гаснуть, когда запылают пожары, а флотские самолеты уже лягут на обратный курс. Вермахт возвестил, будто над Берлином сбито шесть английских бомбардировщиков. Англичане в недоумении это опровергли. Все наши летчики вернулись на остров. 5 сентября с острова был совершен уже десятый налет на Берлин. Флот знает: инициатива, разработка, подготовка исходили из наркомата ВМФ; командующего ВВС генерала С. Ф. Жаворонкова нарком направил для этой цели на Моонзундский архипелаг.
