Юрий Мажарцев - Дембельский альбом
- Совсем нюх потеряли, уже больше меня пить начали! Я для вас что? Я для вас кто? Все равно вам больше меня не выпить!
Начальник курса очень долго и болезненно переживал этот факт, и так расстраивался, что коллектив курса даже попросил Лешу воздержаться от пития хотя бы месяц, чтобы старик немного примирился с трагедией утраты первенства в таком важном вопросе. Светлой души был человек. Очень любил в воспитательной работе различные аллегории.
Как-то группа слушателей 10-го взвода во главе все с тем же легендарным Лешей Крохалевым во время работ на камбузе (слушательской столовой) все-таки выпила ту дозу, которую Леша до этого не мерил. Последствия были печальные. Основная группа участников рухнула там же, где и пила, но двое, один из них Алексей, влекомые инстинктом, поползли, в прямом смысле слова, в общежитие, причем на Лехе из одежды была шинель, уставные синие трусы и кеды на босу ногу. А дело было в конце декабря. Как потом вспоминал теперь уже уважаемый доктор Крохалев ему очень не давался переход, а точнее, переполз гигантской водопроводной трубы, брошенной какими-то козлами-строителями на улице Боткинской. Лишь потратив на это минут тридцать, он все-таки добрался до койки в комнате общежития. И все бы было хорошо, но второй товарищ, вышедший, а точнее, выползший вместе с Лехой, оказался послабее и, сбившись с курса, заснул возле решетки штаба Военно-медицинской Академии. Там он и был вскорости найден и спасен от смерти от переохлаждения дежурным по академии, старым седым полковником-хирургом .
В алкогольном бреду он сообщил, что таких, как он, много в столовой. Дальше разразился скандал. Наш начальник курса побывал на ковре у начальника академии, где ему внятно и кратко разъяснили недопустимость подобного поведения для военнослужащих. Придя в расположение курса в соответствующем настроении, начальство приказало дежурному всех построить.
И вот картина: строй слушателей с интеллигентными лицами (дети рабочих и крестьян практически не попадали в академию), преданно поедающих глазами своего начальника курса. Самый чистый и преданный взгляд, естественно, у Лехи. Молча пройдя перед строем, начальник курса сорвал с головы форменную фуражку и, сунув ее под нос Крохалеву, с непередаваемой горечью простонал:
- Нате, нате, ср…те мне на голову! А может, тебе, сынок, в фуражку удобней пос…ть?
Это было впечатляюще!
Однажды, помню, он применил другую аллегорию: еще на первом курсе кто-то набросал газет, пардон, в унитаз и тот, ясное дело, забило. Построив курс, начальник вышел перед строем, вызвал самого мелкого и худого из нас, поставил его спиной к строю и, встав рядом с ним, а был он мужчиной очень внушительных размеров, требовательно спросил:
- У кого ж….па больше?
- У вас, товарищ майор, - подобострастно загудел строй.
- А вот мне - трамвайного билета хватает! - победоносно закончил товарищ майор.
Следующее более яркое впечатление от флотского пьянства я получил уже во время стажировки на Камчатской флотилии подводных лодок после окончания пятого курса. Там господа офицеры пили спирт, причем постоянно. Некоторые пробовали его разводить по минимуму, а большинство же просто предпочитало не портить хороший продукт водой. Самое сильное потрясение вызывал у меня один старший лейтенант, который раз в день приходил к доктору в амбулаторию и говорил: Док, плесни немного. Доктор наливал ему граненый стакан спирта, и тот задумчиво выпивал его, глядя в зеркало, делал выдох, и, лучезарно улыбаясь, говорил: Ну, пойду, послужу Родине. Когда позже мой сослуживец по экспедиции старший лейтенант Саша Толкачев проделывал то же самое, я уже не так сильно поражался, но тогда, в первый раз, такие человеческие способности меня ошеломили. Остальная часть офицеров современного атомохода, способного уничтожить одним залпом половину Соединенных Штатов, тоже к вечеру была в самом приподнятом настроении. Они объясняли, что это просто для защиты от радиации атомного реактора.
Когда я пришел на научное судно «Полюс», я был уверен, что уж здесь-то пьянства нет, все офицеры интеллигенты, водку не пьют, а пьют коньяк с лимоном по праздникам. Я жестоко ошибался. В первый же день старпом доброжелательно сказал: Ну что, доктор, надо бы прописаться. Я уже знал, что это означает организацию небольшой пьянки для офицеров экипажа, в котором мне предстояло служить. Я, боясь обидеть своих новых товарищей чем-либо низменным, купил коньяк, шампанское и пригласил всех к себе в каюту. Они с интересом посмотрели на поставленную выпивку, быстро ее выпили и потрясли мою юную душу словами: Ну, давай, док, неси шило. Шилом в Вооруженных Силах называют спирт. Есть, кстати, байка, что Тур Хейердал искал доктора для очередного плавания и в одном НИИ, куда он был приглашен на встречу с сотрудниками, он увидел идущего с огромной осторожностью молодого капитана медицинской службы в обнимку с пятилитровой бутылью, в которой плескалась прозрачная жидкость. Великий путешественник остановил его и спросил через переводчика о том, что это тот несет. Удивленный таким глупым вопросом доктор по имени Юрий Сенкевич ответил кратко: Шило. Когда Хейердалу перевели оба значения слова, он пришел в необычный для холодного норвежца восторг и заявил, что именно такого врача-юмориста он и искал для своего путешествия, хотя Сенкевич, говорят, не обладал каким-то повышенным чувством юмора. Так шило вывело в люди скромного выпускника нашей Военно-медицинской академии.
Услышав о шиле, я с горечью понял, что традиции во всех флотских коллективах одинаковы. Поэтому я молча достал из холодильника приготовленный и заранее охлажденный спирт, поскольку в глубине души ожидал подобного развития событий. И мы его весь выпили, а я утратил остатки иллюзий.
В дальнейшем я познакомился со многими выдающимися людьми в этой сфере флотской жизни, узнал о напитке под названием шило-кола, т.е. смеси в равных пропорциях пепси-колы и спирта. Только пытливый русский ум, стремящийся получить максимум удовольствия с минимумом затрат, мог создать такой коктейль! Этот пятидесятиградусный газированный напиток валил с ног нетренированных людей с одного стакана, но при этом во флотских кругах считался более изысканным, нежели банальный пролетарский коктейль Северное сияние, сиречь пиво с водкой. У настоящего офицера всегда присутствовала определенная алкогольная эстетика, и даже в самых суровых полевых условиях считалось дурным тоном пить, что попало. А уж если пришлось пить одеколон, то следовало позаботиться о том, чтобы этикетка на нем была хотя бы приличной и чистой.
