Мишель Хоанг - Чингисхан
Не одна ли из таких ссор послужила поводом для конфликта, лишившего Тогрила трона? В 1197 или 1198 году по его приказу были убиты многие из его братьев. Двум уцелевшим, Джакагамбу и Эрке-Хара, удалось бежать и найти пристанище в другом монгольском племени, найманов, расположившемся в предгорьях Большого Алтая. Вождь найманов, видя, какую выгоду можно извлечь, став на сторону беглецов, напал на Тогрила, который, в свою очередь, был вынужден бежать. Он укрылся в столице каракитаев (Kara-Khitai), государь которых, без сомнения, монгольский вождь, испытавший влияние тюрков, носил титул gur-khan (гурхан). Но тот не замедлил довести до сведения изгнанника, что он не может долее оставаться на его территории. Став persona non grata, Тогрил скитался по уйгурским, затем тунгусским степям, прежде чем вернуться в монгольские земли. Рассказывают, что все его имущество состояло из пяти коз, молоком которых он питался, одного верблюда, чью кровь он понемногу пил, делая надрез у него в боку, и — высшая степень падения для князя кочевников — слепой лошади. Таково было бедственное положение Тогрила, когда его разыскали посланцы Тэмуджина, чтобы сказать, что их повелитель приглашает его к себе. Приняв это великодушное предложение, Тогрил, разоренный, но окруженный почетом, оказался на какое-то время вместе со своим бывшим протеже.
Тогда же Тэмуджин предпринял военный поход против народа, долго сохранявшего репутацию опасного: татар (или Tartares). На западе, в частности, в России, этим именем называли многих азиатских кочевников, совершавших набеги. Так как их называли «исчадьями ада» и их имя рифмуется с «варварами» (Tartares-barbares), они дали повод для остроты, приписываемой Святому Людовику: «Мы сбросим тартар в Тартар».
Этот восточный народ тюркского происхождения, говоривший на монгольском диалекте, обязан своей воинственной славой, конечно, своему положению. Кочуя между горами Хингана на востоке и рекой Керулен на северо-западе, они вместе с онгхутами (Onggut) и несколькими другими незначительными племенами — тюрко-монголами, чаще всех имели контакт с китайцами. Известно, что Китай, в то время подвластный династии Цзинь, жил под постоянной угрозой набегов варваров, тунгусов или тюрко-монголов. В течение многих веков он вел с северными кочевниками ту же политику: разделяй и властвуй; используй варваров против варваров. Цзинь умело использовали разобщенность и распри между кочевниками для защиты своей империи. Они были вынуждены время от времени посылать какие-то небольшие отряды за пределы Великой стены, но большую часть времени военных формирований кочевников было достаточно, чтобы защититься от степи.
Татары, со своей стороны, вели двойную игру. Недисциплинированные, они, кроме того, предъявляли невыносимые требования, и Пекин решил избавиться от них, натравив их на монголов, обосновавшихся севернее, там, где Тэмуджин только что установил свою власть. Тем временем татары, скомпрометировав себя союзом с Китаем, столь же эфемерным, сколь и непрочным, превратились постепенно во врагов монголов. К 1150 году они уже выдали Китаю членов семьи Хабул-хана, затем, в 1161 году, по-прежнему в союзе с Пекином способствовали провалу первой монгольской конфедерации. Около 1167 года один из их кланов предательски отравил Есугэя, отца Тэмуджина.
Таким образом, для значительной части монгольских племен татары были еще и вероломными изменниками. И когда китайская армия атаковала татар с юго-востока и Пекин, нарушив собственный союзный договор, обратился за помощью к Тогрилу, чтобы их вытеснить, Тэмуджин воспользовался случаем и одержал легкую победу на поле боя. Он быстро мобилизовал своих сторонников, чтобы бросить их против изнемогающего врага: «С давних дней татарский народ губит наших предков и отцов; это народ причиняет нам много вреда; воспользуемся случаем, чтобы напасть на него с двух сторон».
О сражениях, которые развернулись в этом же году — около 1198 года — на подступах к реке Улжа (Ulja), известно немного. Тэмуджина поддерживали войска Тогрила, который хотел отомстить за смерть деда, убитого татарами. Тэмуджин и Тогрил бросили свои войска в сокрушительную атаку против татар, укрывшихся за завалами из ветвей. Монголы преодолели завалы, убили вождя татар Мегуджи-Сеулту и захватили его ложе, украшенное золотом и жемчугом.
Китайский генерал, который сумел ловко натравить друг на друга противников в рядах монголов, раздал почести своим новым, только что приобретенным союзникам. Государю кераитов он присвоил китайский титул царя (wang, вероятно произносимое монголами как оng). Тогрил присоединил этот титул к титулу хана, который он уже носил, повелев называть себя отныне ong-khan, «царь-хан». Может быть, оттого, что китайские писцы спутали звание царского достоинства кераитского монарха с именем собственным, их анналы называют его «Ong-khan».
У этого плеоназма забавная судьба, так как благодаря ему возникла знаменитая легенда о Царе (или священнике) Жане: взяв за основу ошибочный перевод несторианских летописцев, превративших Wang-khan в некоего «Царя Жана», Библосский епископ послал папе в 1144 году сообщение, извещавшее его о существовании могущественного христианского монарха, великого гонителя мусульман, носившего это имя. На основании этих слухов Марко Поло воскресил в Европе мысль о существовании этого азиатского монарха, с которым Запад тщетно искал союза: «У жителей не было никого в качестве сеньора, но они платили ренту и дань господину, которого называли на своем языке Оunecan, что в переводе на французский означает Священник Жан (Pretre Jean). И это тот самый Священник Жан, чье великое могущество все превозносят». Это такой же точно гипотетический персонаж, как и тот, что Европа на какое-то время поместила в Эфиопии в лице христианского негуса.
В качестве приза за победу над татарами Тэмуджин получил от китайцев всего лишь звание, более скромное, «десятника», — доказательство того, что Пекин не придавал большого значения этому малоизвестному человеку. Совершенно очевидно, что все эти титулы имели относительную ценность для Пекинского двора, и расточительность, с которой он их раздавал, означала, что он видел в них нечто вроде почетных стекляшек, годных только на то, чтобы польстить тщеславию варваров. Добыча, захваченная у татар, представляла, несомненно, для Тогрила и Тэмуджина более существенное вознаграждение. В ходе этого грабежа Тэмуджин во второй раз подобрал на поле боя покинутого мальчугана, Шиги-Кутуху: на нем была соболья шуба, а в носу — золотое кольцо. Оэлун сделала его своим приемным сыном.
С богатыми татарскими трофеями хан вернулся на свою территорию у истоков Керулена, неподалеку от озера Ха-рилту. Но тут ему пришлось столкнуться с мятежом клана джуркинов, который отказался участвовать в походе против татар. Мстя за оскорбление, нанесенное им во время шумного пира, на котором было выпито слишком много, джуркины хладнокровно перебили несколько десятков человек из людей хана. На это он мог ответить только одним: чрезвычайно суровым наказанием. Мятежных джуркинов нагнали, победили, взяли в плен. Среди пленников были князья, считавшиеся прямыми потомками Хабул-хана: Сэче-Беки и Тайчу. Они были обезглавлены. Так Тэмуджин осмеливался теперь избавляться от знати высокого происхождения, претендующей на власть. Это был прецедент.
