Елизавета Бута - Катрин Денёв. Моя невыносимая красота
Сцена с плетью. Чернорабочий стоит на коленях. У него красивая голова. Съемка в движении покажет, что он не видит меня. У меня вид учителя, который «любит хорошо и наказывает хорошо».
Я чувствую, что Венсана Режис снимает с большими перерывами. Дни ужасно тяжелые и длинные.
Вчера проливной дождь снова затопил город. Съемки затруднены. Нужно снимать на джипах. День задержки. Грузовик невозможно сдвинуть с места.
Наше первое утро в Малайзии будет скверным. Эрик Оман, наш продюсер, рвет и мечет. Я его понимаю. Увы, больше никак его поддержать не могу. Без дыма эту сцену снять нельзя, пропадет вся магия джунглей.
11 июня 1991 года (вторник)
Прибыли на завод. Какая красота, но какое безумие. Роскошные, реалистичные, изысканные декорации всего для недели съемок. Шик. Настоящий кабинет, завод с рабочими станками. Все хорошо. Все аксессуары и костюмы в порядке. Несмотря на трудности, все сцены удаются, нет ни одной неудачной. Режис просит, чтобы команда берегла актеров. Продолжительная съемка в движении. На улице давящая жара. К обеду температура достигнет отметки в сорок градусов. Мне очень жарко, но я не падаю духом.
Доминик Блан приехала, чтобы сняться в большой сцене отъезда. Продолжительный эпизод был снят с первого дубля. Она похожа на парижанку: платье с рисунком, жемчужное ожерелье, в руках зеленое растение и птица в клетке! Сцена хорошо написана. Она восхитительна, Режис это тоже отметил. Он помешан на своем фильме. Не представляю, как он может не работать. Вечером в девять часов он на собрании. Режис напряжен. Он слишком много берет на себя. Он берет всю ответственность за людей. Уникальный фильм в невероятной стране, огромный бюджет, хороший сценарий. Он должен удаться! Мы все вместе работаем ради общей цели. По вечерам много разговариваем. Меня заставляют рассказывать о себе. Особенно хорошо это получается у Режиса. Все-таки десять лет психоанализа. Он внимателен и выражает подлинный интерес к моей жизни.
Завод расположен далеко. Каждый день уходит по меньшей мере два часа, чтобы добраться до него. Бешеное движение мотоциклов. Прекрасные декорации похожи на детские игрушки. Во дворе, устланном черным щебнем, очень жарко. Слишком много солнца. Мы снимаем в солнцепек, поскольку я не могу работать утром. Это условие я выдвинула еще во Франции. В шесть часов вечера солнце начинает садится. Во дворе постоянно работают вентиляторы. Без парика, в кисейном платье, но я все равно умираю от жары. Я устраиваюсь в кабинете с двумя вентиляторами. Нахожу птицу Доминик мертвой в клетке. О ней забыли еще с воскресенья. Вспоминаю «Сирену с «Миссисипи»»… Из-за жары съемки проходят медленнее. Мы не успели снять даже ту сцену с огнем. Думаю, мы сможем найти какой-то компромисс.
План работы очень тяжелый. Вчера технический консультант показал Анри Марто, как сгибать белый латекс руками, чтобы просунуть его в машины. Немного неприятный запах забродившего тофу. После копчения он становится бело-золотистый, как чешуйка. Эрик Оман успокаивает Режиса насчет отставания в графике. Мне бы хотелось, чтобы Режис смог оставаться отважным до конца. Нужно быть немного сумасшедшим, чтобы снимать фильм. Я надеюсь, за эти десять дней увидеть позитивный настрой команды. Часто спрашиваю у Гийома, инженера по звуку, хороша ли последняя снятая сцена. Быть может, я в первый раз чувствую такую ответственность за фильм. В то же время фильм написан для меня, да еще с таким бюджетом… Неслыханный подарок. Ежедневно я получаю от этого удовольствие, как и от «Последнего метро». К тому же и физически я чувствую себя хорошо, даже при весе меньше 54 килограммов. Это хорошо для фигуры, но не для лица.
12 июня 1991 года (среда)
Ночные съемки. Я собираюсь ужинать вместе со всеми. Канонерская лодка у причала. Венсан и Трибо, красивые и молодые, в великолепной белой униформе. Режис напряжен. На реке очень шумно из-за парома и рыбаков. Сцена трудная, а необходимость в нормальном звуке требует от нас того, чтобы мы подождали полчаса. Приливы и отливы, как и ночь, создают трудности для организации съемок вплоть до трех часов утра. По сценарию нужно сжечь сампан. Они заканчивают лишь к семи утра. Для меня есть изменение в графике работ: репетиция первой сцены с мадам Мин Тан. В управлении немного волнуются из-за отставания от плана. С таким количеством сцен и двумястами тридцатью участниками команды очень сложно организовать какие-либо сдвиги в графике. Вчера, по прибытии в деревню, я впервые почувствовала душу нашего фильма. Такие близкие и далекие. Венсан сильный и красивый, играет в сложной литературной сцене. Его опыт работы в театре очень ему помогает. Всегда этот взгляд: серьезный и спокойный.
13 июня 1991 года (четверг)
Шеон Фатз
Съемки в Джоржтауне. Впервые в городе. Необычный китайский дом специально отреставрирован для фильма. Желто-красные турецкие колонны. Все перекрашено. Мебель, предметы интерьера великолепны. Только два дня съемок. Какое безумие. Какое красивое безумие. Внутренний дворик, большая лестница, в середине столетний бонсай, с одной стороны кабинет, с другой — алтарь.
14 июня 1991 года (пятница)
Первую сцену мы вчера прорепетировали с небольшими трудностями. Мин Тан — непрофессионал. Режис чересчур упрямый человек. У нее земля уходит из-под ног. Вместе мы решаем идти в другом направлении: не мешать ей улыбаться, дать спокойно проговорить текст и просто дублировать ее. Это будет облегчением для нас всех, так как сцены с ней очень важные. Она такой человек, который не станет самосовершенствоваться на съемочной площадке. Нам нужно больше времени. Приготовления в отеле Катай. Шедевр 1930 года в опасности: в холле установлен оздоровительный центр. С этими декорациями мне все кажется более реалистичным, чем на самом деле. К тому же вышитый индокитайский костюм, прическа, которая делает лицо строже, добавляет нечто особенное улыбке Мин Тан. У Режиса появилась хорошая идея: заставить ее говорить по-вьетнамски. Это будет скрывать огрехи ее игры. В последних сценах она даже неплохо играет, но какой же это все-таки риск для такой важной роли. Моя большая сине-белая соломенная шляпа достаточно хорошо защищает меня от солнца, и я могу спокойно пересекать «горящий» двор перед местом съемок. Надеюсь, не выгляжу слишком вычурно.
15 июня 1991 года (суббота)
Завтра будем курить опиум. Под глазами улучшений нет. Волосы словно покрыты лаком. Я прошу Режиса оставаться более «одуревшим», возбужденным, почти не соответствующим мне со всеми этими наркотиками, даже по прошествии двадцати восьми часов. К тому же в кадре будет виден лишь конец эффекта. Это, может быть, единственный раз, когда зритель увидит Элиан подавленной. Даже страдающей. Нам с Трано непросто. Сцены сложные даже для профессионалов. Нужно двигаться, говорить, курить. Все разрешено и застраховано. Мне страшно. Иногда Режис пытается быть резким и грубым с ней. Фильм нарезан больше, чем было предусмотрено, чтобы затем можно было использовать различные фрагменты. Продублировать нужно будет совсем немного. Может быть, даже ей самой. Величественные декорации, прокрашенные трафаретом стены (которые нужно будет покинуть через два дня). Кессонный потолок, большие окна, голубые и зеленые витражи из либерти, заброшенные, но прекрасные. Голубая известь фасада напоминает мне Севилью, Северную Африку. Синие поля лаванды, разбавленный ультрамарин. Марракеш. Синий Мажорель. Остатки черепицы и китайских эмалированных орнаментов.
