Василий Шатилов - Знамя над рейхстагом
По моему приказанию смельчак прибыл на НП. Им оказался рядовой Алолов. Лет ему было немногим более сорока. Дома его ждали десять человек детей. Таким обильным потомством мог похвастаться далеко не каждый. А вот поди ж ты, в критическую минуту он первым бросился на смертельное дело, показал и лихость, и сноровку, и мужество настоящего патриота.
Кормилец большой семьи, которому жизнь дорога вдвойне, Алолов не осторожничал и не прятался за чужие спины. Наоборот, он увлек своим примером и остальных. Следом за ним помчались другие упряжки. Вовремя выпущенный залп "катюш" привел в замешательство минометные расчеты немцев, облегчил нашим артиллеристам развертывание. И сейчас, когда Алолов находился на НП, уже около десятка наших орудий стреляли прямой наводкой по вражеским траншеям и огневым точкам.
С теплым чувством вручил я Алолову орден Красной Звезды - высшую награду, которую командир дивизии мог давать по своему усмотрению. Обняв его и расцеловав, я от души сказал бойцу:
- Желаю тебе живым и здоровым встретить последний час войны.
И ведь сбылось это пожелание! Невредимым окончил свою фронтовую дорогу бравый ефрейтор Алолов в самом что ни на есть фашистском логове, вернулся к жене и к своим десяти наследникам...
Наконец завершили переправу полк Михаила Максимовича Михайлова и 991-й полк самоходной артиллерии, которым командовал мой старый знакомый Василий Иванович Гордеев. Под Идрицей я распорядился этим полком самовольно. На этот раз он был придан дивизии официально.
Полкам я поставил задачу: засветло захватить две господствующие высоты, перерезать дороги, ведущие к реке. Бой разгорелся с новой силой, медленно перемещаясь в глубь неприятельской обороны. Наша оперативная группа перебралась на новое место, откуда полнее охватывалась картина боя.
Обосновались мы в домике, к которому подступало мелколесье. У крыльца толпились яблони, склоняя крупные ветви, отягощенные желтоватыми шарами белого налива. В комнате не умолкал телефонный аппарат. То докладывал Зинченко, что не чувствует соседа слева и отбивает фланговые атаки, пришлось помогать ему артиллерийским огнем. То звонил Михайлов, сообщая об ожесточенной стычке, в которой переплелись наши и неприятельские боевые порядки. Разговор наш прервал Курбатов:
- Немецкая цепь на опушке!
Прозвучал чей-то тревожный возглас:
- Идут на нас!
Схватив автоматы, мы с Курбатовым выскочили из дверей, залегли. Приготовились отстреливаться и другие офицеры оперативной группы. По кустам действительно двигались неприятельские солдаты и на ходу палили из автоматов по дому и саду. Опять, как и у Лиелаис-Пурвс, мы попали в переделку. Моя вина. Перебрался на новый НП, не дождавшись комендантского взвода. Теперь за это легкомыслие, может быть, придется расплачиваться самой дорогой ценой.
Изготовившись к стрельбе, я вдруг услышал надсадный рев мотора. На подъеме показалась полуторка с бойцами. "Вот оно, наше спасение!" вспыхнула радостная мысль. Но не тут-то было! Пули ударили в борта и кабину грузовика, шофер прибавил газу, развернулся и был таков.
- Трусы, сволочи, - процедил сквозь зубы Курбатов.
Надежда на благополучный исход передряги мгновенно испарилась. Ловя на прицел серые, прячущиеся за кустами фигуры, я нажал на спусковой крючок... Вдруг стрельба вроде бы стихла. Я непроизвольно оглянулся, почувствовав, что это связано с чем-то, чего я не вижу. И замер. На гребне дороги, по которой несколько минут назад выскочила к нам полуторка с солдатами, появилась невысокая девушка в солдатской форме. "Оля!" - сразу узнал я.
Румяной, круглолицей Оленьке - нашему почтальону - было лет девятнадцать. Но выглядела она не больше чем на шестнадцать. Все у нас любили эту веселую и очень старательную девушку. Сейчас она беспечно шла, перебросив за спину толстую сумку, стрельба нимало не смущала ее. Да и чего ей было бояться? Она знала, что идет к оперативной группе, которая находится достаточно далеко от боевых порядков. И только когда пули подняли около нее фонтанчики пыли, когда кто-то крикнул отчаянным голосом: "Оля, ложись!" - она повяла, что творится что-то неладное, и плюхнулась наземь, выставив впереди себя почтовую сумку.
В таком положении Оля пробыла недолго. Через несколько секунд она вскочила и стремительным броском, которому мог бы позавидовать даже бывалый солдат, достигла крыльца осажденного домика. Схватив чей-то автомат, стоявший у входа, она бросилась туда, где залегла оперативная группа.
- Оля-я, вернись, Оля! - закричали ей радисты, наблюдавшие за происходящим. Но девушка уже скрылась за углом дома. Тотчас оттуда брызнула автоматная очередь. И тут случилось нечто невероятное. Неприятельские солдаты, будто напуганные Олиной стрельбой, начали поспешно отходить в лес.
Но чудес на свете не бывает. Просто оказалось, что в тыл противнику зашла рота из алексеевского полка и открыла залповый огонь. Смертельная опасность, нависшая над нами, миновала. Возбужденные боем офицеры громко смеялись и шутили:
- Вот ведь подошла Оля и сразу немцев отбросила!
- Причем, заметьте, с большими потерями для них - даже раненых побросали.
- Да, не то что те герои с полуторки. Откуда они, кстати? Наши?
- Нет, не наши. Это, по-моему, какие-то заблудившиеся артиллеристы...
День, густо насыщенный событиями, сменился сумерками. А вслед за ними быстро и незаметно подкралась ночь. Но бой не утихал. На поросших лесом высотах вспыхивали яростные схватки. В темноте наши и немецкие боевые порядки перепутались окончательно. Командиры батальонов, оторвавшись от соседей, занимали круговую оборону или начинали пробиваться навстречу друг Другу. Управление боем терялось. Борьба шла на ощупь. В лесу завязывались рукопашные поединки.
На левом фланге дивизии, где действовал 756-й полк, положение осложнилось. Наш сосед - 207-я дивизия - отстал километра на три. И гитлеровцы, введя в бой резервы, начали теснить Зинченко. Дело принимало плохой оборот. Надо было немедленно и полностью восстановить управление боем, овладеть инициативой.
Зинченко получил приказание наступать несколько правее, прижаться к 647-му полку. Вся артиллерия дивизии обрушилась на огневую систему противника. После артудара все батальоны были подняты в атаку. Положение на левом фланге немного улучшилось.
С упорнейшим сопротивлением столкнулся и 469-й полк. Все три комбата этого полка - Ионкин, Давыдов и Хачатуров - действовали с исключительной отвагой и находчивостью. Получив артиллерийскую поддержку, батальоны рванулись вперед. Все переплелось - выстрелы, хлопки гранат, вскрики ярости и боли. Гранаты порой использовались как молотки - ими колотили вражеских солдат по голове.
