Петер Нойман - Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945
– Боевое построение! Быстро!
Приказы сыплются со всех сторон. Я выскакиваю из бронетранспортера в совершенном замешательстве, пытаясь утихомирить беспорядочное биение своего сердца.
– Смотри туда, юнкер! Ложись! Неужели не видишь, что нас обстреливают? – слышу над ухом голос.
Не осознавая четко, что делаю, я бегу позади группы истребителей танков, которые бегут к танкам, попавшим в беду.
И вот я сразу оказываюсь в самом центре группы.
Кладу на бедро автомат МР и нажимаю на спуск. Посылаю длинную очередь в направлении лесочка, охваченного пожаром, вызванным огнем нашей артиллерии. Должно быть, среди деревьев укрыто несколько противотанковых орудий противника, поскольку броня некоторых наших танков получила глубокие вмятины.
Лежа в поле на животе под прикрытием бугорка, я пытаюсь выбрать какую-нибудь цель – человека или орудие. Но напрасно. Ничего не вижу, кроме сосен.
Вдруг вижу каску в траве. Две каски. Бегут люди короткими перебежками, стараясь, чтобы их не заметили. Сильно жму пальцем на спуск. Трачу на бегущих людей целый магазин. Один из них падает, я отчетливо вижу его простреленную голову.
Боже мой! Мой магазин набили разрывными пулями.
Щелчок – и я вставляю новый магазин. Берегитесь, мужики!
Неожиданно замечаю, что нахожусь в центре группы пехотинцев, которые с любопытством смотрят на меня, юнкера (фенриха), стреляющего как угорелый, словно простой солдат.
Пехотинцы вскакивают и бегут к лесу, я за ними. Не сознавая почему, я начинаю кричать. Возможно, потому, что другие кричат тоже.
Вспоминаю учения в Фогельзанге и бегу короткими перебежками, распластываясь на земле через каждые несколько метров.
И вот мы стреляем все разом. Должно быть, слева вражеское пулеметное гнездо, потому что я вижу, как несколько солдат падают. Падают и, возможно, умирают. Я вдруг сознаю, что не боюсь, что у меня нет теперь страха.
В сотне метров перед собой, на противоположном берегу узкой речушки, распознаю лафет, затем жерло орудия.
Гранаты. Я забыл о гранатах.
Тяжело бросаюсь на землю и снимаю с пояса гранату. Собираюсь уже вырвать чеку, как замечаю перед собой танкистов. Их очереди оказались роковыми для красных артиллеристов.
Теперь пехотинцы преследуют около пятнадцати русских красноармейцев, которые пытаются убежать. Возможно ли, чтобы такая смехотворно малая группа людей могла вызвать такой хаос? Подсчитывая убитых, я прикидываю, что в целом их, должно быть, около тридцати.
С места, где нахожусь, вижу, как русские далеко забросили свои винтовки и, сдаваясь, подняли руки вверх. Несколько умело разнесенных очередей посылают их ничком на землю. Двое пытаются скрыться, но пули быстрее, чем они.
Я останавливаюсь как вкопанный. Они же пленные?
Танкисты вскоре возвращаются. У каждого свешивается с плеча захваченное оружие. Они довольны и возбуждены, как школьники, которые только что подшутили над кем-то.
Увидев меня, они кричат:
– Ты вел себя отлично, юнкер!
Все это хорошо, но у меня дрожат ноги, когда я снова взбираюсь на бронетранспортер.
Так вот, значит, как выглядит испытание огнем. Убить человека так просто. Довольно странно, что я не чувствую никаких угрызений совести. Здесь либо ты его, либо он тебя. И если бы не я, его убили бы другие. Боже мой, вот для чего мы здесь.
Мой первый русский. И первый человек, которого я убил.
Полк «Нордланд» снова в движении, теперь чуть осторожнее, и рядом с водителями грузовиков посажены вооруженные солдаты.
Лейтенант, который ранее утром говорил со мной, сообщает мне то, что узнал от корреспондента отдела пропаганды. Менее чем через неделю после начала Русской кампании небольшие группы партизан стали появляться повсюду, обстреливая наши колонны.
Пока никаких серьезных боев, за исключением сражений у Белостока и в Брест-Литовске (Бресте. – Ред.), где женский батальон НКВД обороняет крепость и еще не сдается (Брестскую крепость защищали подразделения 6-й и 42-й стрелковых дивизий, 17-го погранотряда и 132-го отдельного батальона войск НКВД – всего в начале обороны 3,5 тыс. человек. – Ред.). Красные, видимо, не хотят задерживаться на равнинах, которые трудно оборонять. Они, вероятно, отступают к другому краю Пинских болот, которые образуют естественный оборонительный рубеж, прикрывающий с севера пшеничные поля Украины.
Колонна снова останавливается. Через минуту я спрыгиваю и стараюсь выяснить, что происходит. Впереди колонны замечаю нашего полковника, занятого беседой с группой офицеров. Он замечает меня и подзывает ближе.
– Сюда, юнкер. Ты, кажется, хорошо показал себя в первой стычке. Или это только слухи. Продолжай хорошо служить, может, мы сделаем из тебя что-нибудь путное. Пока же стой здесь и слушай, это лучший способ чему-то научиться.
В этот момент замечаю бригадефюрера (генерал-майора), которого прежде не видел. Я не отдал чести, но он, кажется, слишком озабочен другим, чтобы обращать внимание на вещи такого рода. Куда-то тычет на карте, которую я не вижу. Прислушиваюсь к тому, что он говорит.
– Львов здесь юго-восточнее. 3-я дивизия наступает по дороге на Кременец. 2-я и 4-я идут в обход по дороге на Яворов. Через два дня мы будем в Львове. – Он поворачивается к полковнику. – На некоторое время уберите свои транспортные средства с дороги. Пусть они движутся в поле по обеим сторонам. Тогда смогут пройти танки полка «Вестланд».
Этот приказ немедленно рассылается посредством курьеров. С громко завывающими моторами грузовики и бронетранспортеры съезжают один за другим в поле. Им будет непросто вернуться снова на дорогу.
Смотрю на часы. Почти два часа дня.
С утра мы прошли не очень много. Полагая, что мы на некоторое время задержимся здесь, я иду искать Франца.
Люди быстро поняли, что происходит, и выглядят так, будто их ничего не заботит. Сидят у дороги, играя в карты. Некоторые загорают, раздевшись до пояса. Удачи! Лично я одно время долго жарился на солнце, просто ради удовольствия видеть свою кожу менее белой.
Вскоре замечаю двух неразлучных приятелей, спокойно сидящих на гусеницах танка T-II и болтающих, словно на пикнике. Вспомнив о пикнике, начинаю ощущать в животе муки голода. Подхожу к ним.
– Хайль Гитлер! Бывалые воины. На войне хорошо, но вы не знаете, случаем, где можно пожевать?
– Пожевать? Мы тоже голодны. Но умеем терпеть.
Франц начинает смеяться:
– Должно быть, бой пробудил в нем аппетит. Разыгрывает героя, несется во весь опор, подставляя голову под пули, при первых звуках стрельбы. Ради бога, приятель, будь сдержанней. Тебе не надо гоняться за русскими, как гончая собака, – добавляет он более серьезно.
