Всеволод Радченко - Главная профессия — разведка
Утром я проснулся рано, и, как сейчас помню, выйдя на балкон, был искренне поражён увиденным. Светило яркое солнце, ухоженная территория представительства выглядела по-весеннему, кругом виднелась ярко-зелёная трава. Выглядело всё это очень красиво и даже эффектно и контрастировало с московской картинкой. Как я ещё не раз убедился в дальнейшем, так выглядит вся Швейцария большую часть года.
На этот раз моей главной задачей являлось контрразведывательное обеспечение безопасности важных советских делегаций. За время моего пребывания в Швейцарии в Женеве по несколько лет работали такие ответственные делегации, как делегация на Совещании по стратегическим видам вооружения (ОСВ или, как называли ее во всем мире, САЛТ, от английской аббревиатуры), большая делегация на конференции по вопросам Европейской безопасности (я был включён в состав этой делегации), делегация на конференции ООН по морскому дну и множество советских делегаций на различных конференциях в многочисленных международных организациях.
Помимо этого в Женеве проходили важнейшие политические встречи: встреча министра иностранных дел Громыко с государственным секретарем США Киссинджером, совещание по Ближнему Востоку с участием министров иностранных дел заинтересованных государств и т. д. Отмечу, что основные совещания в кругах нашего представительства получали забавные прозвища: так, участников конференции по морскому дну называли «подонки», а тех, кто работал на конференции за Европейскую безопасность, — «заебисты». Кроме того, в Женеве постоянно работал большой отряд международных чиновников — советских граждан, группы дипломатов и технического персонала нашего представительства при европейском отделении ООН и при других международных организациях.
Советская колония насчитывала до 800 человек. Один из моих друзей говорил так: «Хорошее место колонией не назовёшь». И в этом отношении он был прав. Специальные службы, в первую очередь американцев и их союзников, активно работали по изучению советских представителей в Женеве, не без основания считая, что они, и прежде всего международные чиновники, разбросанные по многочисленным организациям, были доступным материалом для вербовочной разработки или склонения к невозвращенчеству. В то время это стало «модным видом» деятельности западных разведок.
Действительно, советские граждане — служащие международных организаций жили полностью в иностранном окружении, находились, как правило, в зависимом от иностранных начальников положении по месту работы. Разница в материальном положении граждан в Советском союзе и Женеве была весьма существенной. По истечении нескольких лет работы за рубежом, в международных организациях, у советского гражданина патриотизм, в ряде случаев, тускнел, а недостатки жизни в нашей стране и недостатки самой нашей системы проявлялись в головах людей более выпукло.
Помню, какое брожение вызвало среди наших международных чиновников постановление ЦК об ограничении сроков пребывания советских граждан на работе в международных организациях. Сроки ограничивались четырьмя и для старших чиновников — пятью годами. Помню, как мой приятель, работавший на директорской должности в Международной организации труда, зашёл ко мне и просил поддержать просьбу многочисленных чиновников «расширить сроки пребывания за рубежом, конечно, для пользы дела и нашего государства». Он заявлял, цитируя какого-то нашего остряка: «Мы добьемся ленинских сроков пребывания в Швейцарии». Напомню, что Ленин пробыл в Швейцарии в общей сложности 8 лет. Теперь этот вопрос неактуален, так как большинство наших международных чиновников добиваются в своих организациях так называемого постоянного контракта, работают там до пенсионного возраста и во многих случаях стремятся остаться в стране, получая увесистую ооновскую пенсию.
Припоминаю несколько типичных эпизодов из жизни «советской колонии» в Женеве.
«Дело Балахонова»Балахонов — бывший переводчик ЦК комсомола — прибыл переводчиком в Европейское отделение ООН. Он, видимо, сотрудничал в Москве с нашими внутренними органами, и мы получили рекомендации установить с ним контакт и в Женеве. Однако довольно скоро работавший со мной офицер безопасности нашего представительства Василий Окулов, опытный и исключительно грамотный разведчик, доложил мне, что установление какой-либо формы контакта с Балахоновым нежелательно.
Было отмечено, что он регулярно выпивает, если не сказать пьёт, в пьяном виде куражится, а его жена уж слишком рьяно занята покупкой всякого барахла на дешёвых распродажах и является типичной нашей мелкой хищницей. На это обращают внимание люди из окружения Балахоновых. Короче, этого неуравновешенного человека что-то толкнуло (как мы потом выяснили, испуг быть откомандированным из Женевы) на «невозвращенчество». Идиот, он ничего другого не придумал, как обратиться с просьбой о политическом убежище к швейцарцам. И если, как хорошо известно, американцы подбирали всякий, даже «прогнивший» товар, то швейцарцам такой «политический эмигрант» был вовсе не нужен.
Швейцарцы вывезли Балахоновых в небольшой городок Фрибург, поселили в дешёвую гостиницу, приставили к ним примитивную охрану и стали «допрашивать». Балахонов, собственно, ничего серьёзного швейцарской контрразведке сообщить и не мог. Он попытался высказать подозрения в отношении нескольких сотрудников нашего представительства как о разведчиках, но, видимо, всё это выглядело примитивно и неубедительно.
Со своей стороны, МИД и Советское посольство выступили с соответствующими нотами, требуя сообщить судьбу Балахоновых, а через несколько дней, когда выяснилось, что они находятся в Швейцарии, посольство и представительство потребовали встречи с ними. Швейцарцы упрямо молчали и во встрече отказывали. Случилось так, что нам стало известно, что жена Балахонова не только испугана, но и активно недовольна всем происходящим. Имея кучу родственников в Москве и вполне обустроенную жизнь, она никак не могла быть в восторге от пребывания в третьеразрядной гостинице в отсутствии всякой положительной перспективы. Советская сторона продолжала настаивать на встрече с Балахоновыми, заявляя, что их удерживают против воли.
Совпало так, что прямо в эти дни в Берн должна была прибыть советская правительственная делегация во главе с заместителем министра иностранных дел Ковалёвым. Эпизод с Балахоновыми в то время хотя и не представлял особо серьёзной проблемы, но был неприятным. Наш центр в строгой форме запросил от меня детальное объяснение по всему делу. Мы, естественно, изложили нашу версию по делу и характеристику Балахонова, подчеркнув, что уже сообщали о том, что отказались сотрудничать с ним в условиях Женевы.
