Филипп Бобков - Последние двадцать лет: Записки начальника политической контрразведки
Знаете, ничего подобного я тогда не испытывал. Во-первых, выбирать профессию мне не пришлось. За меня решила партия. Во-вторых, в СМЕРШе о жестоких репрессиях говорилось глухо, в учебном процессе замалчивалась деятельность следственных органов периода 30-х. К тому же наставники нам постоянно твердили, что следует соблюдать законность, избегать провокационных методов. Хотя именно в школе СМЕРШ я получил свой первый политический нокдаун.
Вызвавший сомнения в правильности линии партии?
Точнее, я тогда впервые понял, как важно уметь выбрать собственную позицию и самостоятельно оценивать факты.
И как было дело?
Мы, курсанты школы, все тогда зачитывались Зощенко, Ахматовой. Журналы «Звезда», «Ленинград», где они печатались, буквально друг у друга из рук рвали. И вдруг в августе 46-го ЦК выступил с уничтожающей критикой этих журналов. Мы понимали, что это несправедливо, но объяснить, в чем дело, не могли. И, не раздумывая, понеслись в театр, чтобы успеть посмотреть «Парусиновый портфель» Зощенко.
Чему учили в школе СМЕРШ?
Мы в основном знакомились с документами, связанными с разоблачением фашистской агентуры в нашем тылу. Изучали методы работы немецких спецслужб. Штудировали операции по проникновению нашей разведки в немецкие спецслужбы, в штабы войск. Учиться было интересно. Был такой эпизод: в начале учебы нашей группе поручено было вернуть в библиотеки книги, которые во время войны из разбитых хранилищ свезли в Петропавловскую крепость. Каких только уникальных изданий я там не увидел. Книги с автографами Достоевского, Герцена, Горького!!! Мы читали, не могли оторваться.
После окончания школы куда вас направили?
В Москву. Определили на самую низшую должность помощника оперуполномоченного. Так, в 46-м в звании младшего лейтенанта я впервые переступил порог Лубянки.
Выходит, начало вашей работы в органах госбезопасности совпало с началом новой волны репрессий 40-х годов… Что вы сейчас чувствуете, оглядываясь на то время?
Я чувствую некоторый упрек в вашем вопросе. Знаете, вам легко об этом спрашивать сегодня, спустя 60 лет. По что было тогда? Повсюду орудовали группировки националистов, которых поддерживали спецслужбы западных стран — еще недавних наших союзников…
Вы хотите оправдать репрессии, которые погубили значительно больше народу, нежели эти группировки?
Ни в коем случае. Просто я пытаюсь объективно объяснить причины «холодной войны» и жесткость инициатив руководства страны.
Какая роль в этом отводилась органам безопасности?
Роль исполнителя. И это не оправдание, а констатация факта. Хуже других подразделений сложилась обстановка в Следственной части по особо важным делам, которая оказалась в полной изоляции от всех оперативных и следственных подразделений МГБ. Поэтому их работа часто строилась на показаниях отдельных лиц, и на этом же основании выносились скоропалительные приговоры.
Со дня ареста Абакумова в 1951 году внутри самого МГБ начался открытый террор. Чуть ли не каждый день становилось известно: арестован начальник управления или отдела, их замы. Мы шли на работу, не зная, что нас ждет, а уходя, шутили: «Если не вернусь, считайте меня коммунистом».
Что вы лично для себя вынесли из этого прошлого?
Что нужно честно служить Родине и в то же время не быть слепым исполнителем. Судьба людей не должна решаться на их собственных признаниях и на показаниях свидетелей. Обвинения должны быть основаны на документах и вещдоках. Кстати, в бытность Андропова в КГБ было принято решение вообще не направлять дела в суд, если вина обвиняемого основана только на показаниях.
Сколько при вас сменилось руководителей органов ГБ?
Двенадцать.
Кто из них, на ваш взгляд, оставил наиболее яркий след в истории?
Андропов. Когда он только пришел в комитет, положение в нем было очень сложное. И вовсе не потому, что в стране была какая-то напряженность, а потому, что не было дружбы между группами руководящих работников. Андропов существенно изменил и расширил структуру КГБ, создал ряд новых управлений, в частности аналитическое, или же наше, 5-е. Кстати, легендарная сегодня антитеррористическая группа «Альфа» — тоже его детище.
Говорят, Андропов обладал самой большой в мире коллекцией картин Филонова…
Вряд ли. Он не был коллекционером, особенно живописных полотен, хотя прекрасно разбирался и в искусстве, и в литературе. Очень любил музыку, сам писал стихи. А все, что ему когда-то дарили, сейчас хранится в музее на Лубянке. Он ничего не брал для личного пользования.
Как создавалось 5-е Управление?
Помню, был тяжелый рабочий день, затянувшийся допоздна. Я уже собрался уходить, как в моем кабинете раздался звонок. Вызывал Андропов. Я взглянул на часы: 22.00. Мелькнула мысль: «Отложил бы дела на завтра». Тем не менее я тут же явился к председателю. Он встретил меня спокойно, стал расспрашивать о жизни, о работе, о ситуации в стране. Разговор был долгий. После чего Андропов неожиданно изложил мне свои мысли по поводу создания нового управления по борьбе с идеологической диверсией и предложил мне пост первого заместителя начальника нового управления.
— Вы сразу согласились?
Нет. У меня сначала были сомнения, не будет ли новое управление аналогом Секретно-политического отдела, который существовал при Сталине и деятельность которого подвергалась жесткой критике. Но Андропов подробно объяснил, что основной задачей нового органа будет отнюдь не политический сыск, а политический анализ ситуаций в стране и по возможности наиболее точный прогноз событий. Новое управление должно было противостоять идеологическим диверсиям с Запада и содействовать укреплению Советского государства.
Но разве в итоге новое управление не стало управлением того же политического сыска?
Нет. Сегодня принято считать, что КГБ только и делал, что сажал, расстреливал за анекдоты, стишки, пустяковую болтовню. Могу заверить, в практике 5-го Управления такого не было. Андропов спокойно смотрел на инакомыслие. Более того, считал это явление закономерным. А репрессивные меры мы применяли, только если это инакомыслие уже вело к инакодействию.
Но ведь инакомыслящие, высказывая где-то в компаниях свои взгляды, тоже тем самым способствовали разложению строя. Таким образом, где же грань между инакомыслием и инакодействием?
— Если человек от компанейских рассуждений переходил к действиям, угрожающим государству, жизням людей, тогда мы уже всерьез начинали обращать на него внимание.
Но ведь наши деятели культуры Высоцкий, Ростропович, Галич, Любимов и другие не готовили терактов, тем не менее были в опале…
