Леонид Карцев - Воспоминания Главного конструктора танков
Осенью 1967 г. печально закончились в Белоруссии войсковые испытания десяти харьковских танков. Собрали всех главных конструкторов танковых заводов. Возглавлял комиссию заместитель министра оборонной промышленности А.И. Крицин. Начали разбирать вопрос о двигателе. Морозов молчит. Выступили ведущий конструктор и заместитель главного конструктора. Они обвинили во всех грехах присутствующего на совещании главного конструктора двигателя А.Л. Голинца. Тот не пытался оправдываться и предложил ряд мероприятий по повышению надежности двигателя. После выступления Голинца я попросил слова и сказал: «Напрасно танкисты сваливают вину по выходу из строя двигателей на мотористов. Виновата в этом система очистки воздуха, а конкретнее – бескассетный воздухоочиститель. Он весьма опасен в эксплуатации. Если забьется хотя бы один циклон или в системе питания будет иметь место подсос воздуха, мы узнаем о неисправности только тогда, когда выйдет из строя двигатель. Это и случилось в Белоруссии. Надо вводить или кассетный воздухоочиститель, или какой-то сигнализатор неисправности системы подачи воздуха в двигатель». Ни Морозов, ни кто-то другой не проронили ни слова, а Голинец заметно повеселел.
В работе нашего и харьковского КБ само собой зародилось какое-то необъявленное и неафишируемое творческое соревнование. Мы всегда шли к одной цели, но разными путями. Харьковчане перед нами имели преимущество, так как в Москве все, вплоть до ЦК, делали ставку на них и всячески им помогали. С другой стороны, у харьковчан были колоссальные трудности, так как они, не имея задела отработанных узлов и механизмов, сразу решили значительно оторваться по тактико-техническим характеристикам от серийного танка. Мы же двигались отдельными шажками, беря и внедряя оперативно в серийный танк все, что появлялось нового в науке и технике. Нам старались мешать, но у нас была поддержка со стороны Свердловского совнархоза и заместителя начальника ГБТУ Александра Максимовича Сыча.
Я до сих пор переживаю за Сыча в связи с теми неприятностями, которые он пережил, постоянно защищая тагильчан. Не найдя повода избавиться от него приличествующим способом, военные чинуши, составлявшие верхушку тогдашнего руководства ГБТУ, пошли на подлость, характерную для того времени. Осенью 1966 г. Сыча отправили в командировку в Белоруссию. В его отсутствие был вскрыт сейф, в котором обнаружили личный блокнот генерала, содержащий записи якобы секретного характера. За это генерал Сыч был лишен допуска к секретной работе и уволен в запас. Когда Александр Максимович возвратился из командировки и потребовал блокнот, чтобы доказать отсутствие в нем секретных данных, ему ответили, что этот блокнот уничтожен...
У нас с Морозовым сложились хорошие взаимоуважительные отношения. Более того, как-то он сказал мне: «Вы своими работами заставляете нас крутиться вовсю».
Морозов был одаренным и смелым конструктором, хорошим организатором, остроумным человеком и хорошим рассказчиком. Как-то, уже работая в Москве, я приехал в Харьков в командировку. Вместе с районным инженером (руководитель военной приемки), моим товарищем по академии Н.А. Ладонниковым приходим к Морозову. Посидели, поговорили. Настало обеденное время. Я говорю Н.А. Ладонникову: «Коля, пойдем-ка пообедаем». Александр Александрович тут же отбрил: «Генералов надо бы кормить обедом через день».
В марте 1979 г. А.А. Морозов уже не работал, болел, почти не выходил из дома. Я в очередной раз приехал в командировку в Харьков. В день отъезда позвонил ему домой, предложил встретиться минут на пятнадцать. Александр Александрович откликнулся с удовольствием. Он страдал жестокими приступами астмы, задыхался, но всегда старался шутить. Вместо четверти часа мы проговорили около двух часов, и я едва не опоздал на поезд.
В быту Александр Александрович был очень скромным человеком и для себя лично стеснялся что-либо попросить. К сожалению, эта черта характера распространялась и на его отношение к подчиненным. Активно помогать им в жилищных вопросах или в других аналогичных просьбах, где требовалась «пробивная сила» начальника, было не в его характере.
В конце июля 1962 г. мне удалось вырваться в отпуск. Жена настояла поехать всей семьей в Сочи. Договорились об этом при одном условии: я не буду стоять в очереди в столовую и других местах питания. И вот в первое же утро пребывания в Сочи жена и дочь встали в очередь в детское кафе, а я присел за открытый столик. Вдруг кто-то сзади меня хлопает по плечу. Оглядываюсь – Морозов. Оказывается, он днем раньше тоже приехал в Сочи с женой и внучкой. Остановились они совсем не далеко от нас. Три недели провели вместе на пляже, вместе ходили обедать в ресторан «Приморский», распивали ежедневно бутылочку сухого вина. За это время было много разговоров, но, как ни странно, о работе ни мной, ни им не было произнесено ни слова. Я как-то спросил его: «Александр Александрович, Вы сейчас депутат Верховного Совета СССР, а приехали отдыхать дикарем. Неужели нельзя было организовать путевку?» Морозов ответил: «Не хочу просить, унижаться...»
Запомнился один его рассказ, связанный с депутатством. Как-то, получив вызов в Москву, он попросил своего старшего сына подвезти его на вокзал. Подъехали к вокзалу, остановились и стали прощаться. Подходит инспектор ГАИ и говорит, что стоянка запрещена, а за нарушение полагается штраф – пять рублей. Морозов возразил, сказав, что правила не нарушены, так как они только остановились, а не стояли. Инспектор настаивал на штрафе. Чтобы отвязаться, Морозов протянул инспектору пятерку. Тот взял деньги и направился было прочь. Александр Александрович остановил его и потребовал квитанцию. Тут инспектор вынимает из кармана какую-то бумажку, разрывает ее на две части и, бросив к ногам Морозова, говорит: «Вот вам квитанция!» Морозов, предъявив депутатское удостоверение, требует, чтобы грубиян подобрал бумажки. Милиционер не посмел ослушаться, нагнулся, покраснел, собирая бумажки. А вокруг уже собрались любопытные, смотрят и не понимают, что происходит: здоровый, краснолицый блюститель порядка, подобострастно согнувшись, стоит перед лысым, невзрачным на вид, крошечного росточка человеком и собирает бумажки...
Однажды мы с Морозовым решили на пляже взвеситься. Заплатили по пятачку. Взвесились. Мой вес оказался 65 кг, а его – 56 кг... Я сказал тогда:
«Смотрите-ка даже цифры одинаковые, хоть и расставлены в обратном порядке».
Мне кажется, что Морозова всю жизнь мучило одно обстоятельство: он не желал делить славу создания танка Т-34 с бывшим главным конструктором М.И. Кошкиным. И вот что я могу привести в подтверждение этому. К 1967 г. фамилия Кошкина, как создателя танка Т-34, постепенно исчезала со страниц газет и докладов, посвященных Дню танкистов и т.д. Первой стояла фамилия Морозова, затем – Кучеренко, хотя последний приобщился к этой работе только в 1939 г., когда танк Т-34 уже ставился на серийное производство.
