Ричард Хэк - Герцогиня смерти. Биография Агаты Кристи
Агата гордилась успехом своей “книжечки” – так она называла этот триллер, но радость была омрачена тревогой за мать, самочувствие которой резко ухудшилось. Агата уговорила ее переехать к ним в “Скотсвуд” (в соседнюю квартиру, к счастью пустовавшую). Клара подчинилась, но с этого момента, похоже, утратила вкус к жизни, сделалась вялой и ко всему равнодушной. Подруг у нее тут не было (впрочем, почти все уже умерли), о милом сердцу Торки оставалось только вспоминать. В общем, у миссис Миллер не осталось почти ничего, что она могла бы назвать своим. Агата считала, что Клару довела до хандры рутинность и скука, светские развлечения были в Саннингдейле удручающе однообразны. Вот что пишет по этому поводу сама миссис Кристи: “Саннингдейлская публика делилась на две категории: люди средних лет, помешанные на своих садах и не желавшие говорить ни о чем другом, и богатые молодые весельчаки, которые много пили, устраивали бесконечные вечеринки с коктейлями. Мне это было неинтересно, да и Арчи тоже не нравились утомительные кутежи”.
Зато ему все больше нравился гольф. Из-за этого хобби Агата, по сути дела, стала “соломенной вдовой”. Все свободное от службы время Арчи проводил с друзьями-спортсменами на ближайшей площадке. Агата попыталась составить мужу компанию, но ей эта суета вокруг лунок была скучна, ей было интереснее “развлекаться” за пишущей машинкой. Клара, которой исполнился семьдесят один год, в конечном итоге перебралась к подруге, та жила в Лондоне и предоставила ей отдельную комнату. Там было не так скучно, можно было побродить по магазинам, в городе вообще проще найти себе занятие.
Время от времени Агата садилась в машину и тоже уезжала в Лондон. Это было весело и приятно, все равно что вырваться на волю. Но без Арчи веселье получалось каким-то вымученным, жалким подобием настоящего беззаботного счастья.
Да, конечно, у нее была Розалинда. Но они с дочерью были совершенно разными, Агата с трудом находила с ней общий язык. Агата, например, тут же замечала, что груда облаков похожа на стадо слонов, а Розалинда видела в облаках только облака, если вообще соглашалась взглянуть на небо. Папина дочка: все для нее было четким и ясным, как на черно-белой фотографии. Никаких полутонов, никаких иных цветов и оттенков. В мире Арчи и Розалинды фантазии были досадным излишеством, которое только отвлекало от важных насущных проблем. Ну что на это можно было сказать?
Ах, дети… Агате Кристи эти существа казались неким чудом (в том числе и ее собственное чадо), которое постигаешь постепенно, по мере того как они растут, раскрываясь и обретая законченный облик. “Ребенка можно сравнить с незнакомым растением. Ты приносишь домой росток, сажаешь в землю и с нетерпением ждешь, что же такое из него вырастет”. Они с дочкой были очень привязаны друг к другу и в то же время – разобщены, Агата даже не могла толком понять, как и почему это происходит.
И еще у Агаты были, разумеется, ее детективы. Они-то всегда при ней. Наедине с рукописью ей было комфортнее всего: в своих книгах она могла о чем угодно мечтать, лететь куда угодно на невидимых крыльях воображения. Вот и в эту осень 1925 года она погрузилась в роман “Убийство Роджера Экройда”, это был первый заказ Уильяма Коллинза. Роман вызовет яростные споры, ибо с легкой руки своего зятя Джеймса Уоттса, надоумившего ее придумать что-нибудь новенькое для криминальной беллетристики, Агата нарушит негласные табу классического детектива.
Споры спорами, но критики не могли обойти молчанием мастерство автора, сумевшего “с такой ловкостью и великолепным остроумием” обмануть читателя. Надо сказать, взявшись за роман, Агата совершенно не помышляла о том, что пишет нечто из ряда вон выходящее. Одно она знала точно: стоит ей отвлечься от работы, в голову тут же полезут мысли об Арчи.
Агата была женщиной романтичной, и прежде всего она была преданной и любящей женой, которой хотелось нежности и теплоты. Она ничего не требовала, только немного внимания, но и в этой малости Арчи ей отказывал. Домой возвращался поздно, говорил, что много работы. Агата понимающе кивала, положение на рынке было неустойчивым, финансистам действительно приходилось подолгу торчать в своих кабинетах. Но даже когда Арчи выкраивал для нее час-другой, он держался холодно и отстраненно, как посторонний мужчина.
Возможно, из-за этого отчуждения Агата согласилась на очередной переезд. Им придется искать дом, хотя бы это их сблизит, раз уж не осталось иных причин. “Скотсвуд”, конечно, имел свои недостатки, но и там можно было бы жить вполне счастливо, если бы они сами были друг с другом счастливы…
Арчи заявил, что ему надоели съемные квартиры, им нужен собственный дом. Но обзавестись подходящим было не так-то легко, да еще по разумной цене. Первая мысль мистера Кристи была, разумеется, о гольфе. Арчи мечтал поселиться в новом доме рядом со строящейся площадкой, но выяснилось, что этот существовавший пока только на чертежах дом (причем небольшой) будет стоить баснословных денег. В конечном итоге супруги остановились на особняке “в излюбленном миллионерами стиле а-ля “Савой”[18], не слишком уместном в деревне. Там когда-то не поскупились на отделку вычурных интерьеров”. Супруги нарекли его Стайлзом, в честь первой книги Агаты Кристи. И хотя у дома была дурная слава (считалось, что каждого, кто там поселится, ждет несчастье), в январе 1926-го семейство Кристи туда переехало.
Опять им предстояло осваивать новое жилое пространство, тут уж не до отпуска. Однако Агата так не считала. Она была измотана только что завершенным “Убийством Роджера Экройда” и переездом и потому яростно доказывала своему мужу, что ей необходимо отдохнуть. Хорошо бы поехать на Корсику, в городок Калви, там дивные пляжи. Но Арчи не желал никуда ехать. Агата решила продемонстрировать этому упрямцу, что прекрасно обойдется без него, и пригласила с собой Мэдж. Однако в Калви, разумеется, отчаянно скучала о проклятом упрямце, только о нем и думала.
Приехав с Корсики, Агата сразу помчалась в Торки, так как Клара, все-таки вернувшаяся в Эшфилд, заболела бронхитом. Какой же маленькой и хрупкой казалась она на огромной кровати, вся съежившаяся под зеленым стеганым одеялом! Почти все комнаты теперь были заперты и, лишенные ухода, постепенно ветшали. А дивный сад дичал и обрастал сорной травой. Агата вдруг осознала, как давно сюда не наведывалась. И за неделю попыталась немного оживить заброшенный дом, чтобы он стал похож на себя прежнего.
В Эшфилд приехала Мэдж, и Агата смогла вернуться в Стайлз, к Арчи. Но пока ее не было, муж отправился по служебным делам в Испанию. Сердце Агаты заныло. Едва Агата ступила на порог пустой спальни, сердце ее заныло сильнее, это была тихая боль досады и разочарования, но все же достаточно ощутимая. Боль не прошла и утром, Агата сразу ее почувствовала, как только открыла глаза.
Когда Мэдж сообщила телеграммой, что забирает Клару к себе в Эбни-Холл, Агата восприняла это спокойно. Клара любила гостить у дочери, ведь там такие замечательные слуги. Ясно было, что дома Мэдж будет проще организовать надлежащий уход. Но вскоре принесли еще одну телеграмму, всего два слова: “Немедленно приезжай”. И на этот раз Агата похолодела от ужасного предчувствия.
Манчестерский поезд еле-еле тащился, Агата сердцем чувствовала, что опоздала. Что мамы больше нет, и теперь все станет совершенно иным. Мира, в котором прежде жила Агата, больше не существовало. На похоронах она не проронила ни слова, будто онемела. Она была одна, без Арчи. Он и болезней боялся панически, а тут смерть. Агата хорошо помнила откровения мужа на этот счет и, разумеется, знала, что на похороны он не явится.
А потом она поехала в Торки, разбирать вещи и закрывать дом, и тоже заранее готова была к тому, что на все ее просьбы хоть ненадолго приехать в Эшфилд Арчи найдет отговорку. Отговорки вроде бы убедительные, однако стоило сложить их вместе и сопоставить, как становилось ясно, что это сплошное лицемерие.
Агата одна барахталась в волнах страдания, налетевшего как буря. Хотела побыть в Торки несколько недель, а не месяцев. В результате пробыла полгода. И когда Арчи все же прикатил в Эшфилд и потребовал развода, она подумала: наверное, именно такие ощущения человек испытывает в момент смерти. Твое сердце словно бы медленно вспарывают ножом, разрывая его на части, и оно останавливается – от запредельной, непереносимой боли.
Вокруг романа “Убийство Роджера Экройда” поднялся невероятный шум, но Агата почти не читала рецензий и не соглашалась ни на какие интервью. Литературный обозреватель “Нью-Йорк тайме” писал: “Среди детективных историй есть немало куда более захватывающих, от которых стынет в жилах кровь, но крайне редко авторам удается принудить читателя столь интенсивно шевелить мозгами”. Нью-йоркская “Геральд трибюн” назвала роман “в высшей степени оригинальным”. Агату нисколько не волновали комплименты знатоков жанра. Больше не волновали.
