Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке
Стыковка — это всегда событие, что доказано всей последующей историей.
В советской ракетно–космической технике с самого зарождения все было засекречено. Несмотря на секретность, руководство страны, начиная с хрущевских времен, стало выборочно выпускать элитных «узников» за железный занавес, с тем чтобы наши наука и техника не отстали от остального мира. В июле 1969 года в Лондоне группа советских ученых наблюдала первых американцев на Луне. С этой поездки начались мои контакты с зарубежными коллегами, а с ними — открытие другого, тогда незнакомого нам мира. Через год я побывал в Центре Годдарда Национального управления по аэронавтике и астронавтике США (НАСА), а уже осенью 1970 года участвовал в первой встрече, которая привела к экспериментальному проекту «Аполлон» — «Союз» (ЭПАС), и стал одним из ее руководителей.
ЭПАС вписался в «оазис» между периодами холодной войны и стал уникальным проектом во многих аспектах: техническом, социальном и политическом. Первый международный проект оказался необычным, насыщенным многими противоречиями и неожиданными событиями, нередко — драматическими. Как еще одна невидимая часть айсберга, большая часть жизни советских специалистов ЭПАСа проходила за настоящим железным занавесом, куда не пускали американцев, где запрещалось говорить о космических КБ и заводах, как будто их не существовало, а корабли приносил космический аист. В книге, возможно, впервые рассказано о двойной жизни, которую приходилось вести нам, участникам совместных работ.
Много неожиданного и даже странного произошло во время второй стыковки «Союза» и «Аполлона». Удивительно также, но при возвращении с орбиты астронавты оказались совсем близко к катастрофе из?за их собственной грубой ошибки. Долгое время истоки этих аномалий оставались для меня большой загадкой. Только много лет спустя я отыскал причину грубых ошибок, совершенных в полете, разгадал, как мне кажется, эту тайну.
Сразу после ЭПАСа политики снова развели космонавтику и астронавтику на целых 17 лет. У нас эти годы назвали периодом застоя, однако для советской пилотируемой космонавтики это время оказалось плодотворным. Основным ее направлением стали долговременные орбитальные станции (ДОС). Удалось также существенно повысить надежность и безопасность космических полетов. Американцы же создали и освоили многоразовую транспортную космическую систему (МТКС) — «Спейс Шаттл». В 80–е годы ценой невероятных усилий нам на этот раз удалось догнать американцев, создав такую же сложную и супердорогую систему. Наш космический челнок «Буран», как Жар–птица из старой русской сказки, прочертил на космическом небосводе яркую полосу. Ему не суждено было стыковаться, как планировалось, с орбитальным «Миром», этой «Эйфелевой башней» советской космонавтики. Однако в отличие от остальной техники советской МТКС работа над стыковкой для «Бурана» не пропала даром.
Стыковочный механизм для ЭПАСа назвали андрогинным периферийным агрегатом стыковки (АПАС-75), позаимствовав имя из мифов древней Греции. Андрогинным стал также стыковочный узел АПАС-89, разработанный для «Бурана». Современным андрогинам было суждено совершить несколько космических, почти мифических акций: в июле 1975 года, состыковав советский «Союз» с американским «Аполлоном», и ровно 20 лет спустя — в июле 1995 года, соединив «Спейс Шаттл» с нашим «Миром». Мало кому известна почти детективная история о том, как два конструктора АПАС-75 — русский и американец — инициировали эту новую международную программу со стыковкой с помощью АПАС-89. Это было только начало, а в целом путь АПАСа ко второй стыковке космонавтики и астронавтики оказался очень непростым.
В средине 90–х годов техника советских орбитальных станций нашла также применение в рамках большой международной программы МКС (Международной космической станции). Американцы, решившие привлечь нас, россиян, к реализации МКС, никак не могли придумать ей имя взамен потерявшего актуальность Freedom («Свобода»). Тогда я предложил назвать ее самым популярным на Западе русским словом «Перестройка». Это предложение, конечно, не было принято официально, хотя наш АПАС-95 американцы установили не только на орбитерах «Спейс Шаттла», но и на американских модулях МКС. Эти андрогинные агрегаты предназначены для того, чтобы собирать и обслуживать эту станцию и в XXI веке, по плану — до 2015–го, а возможно — до 2020 года. Сегодня АПАС-95 вместе с нашей бортовой автоматической системой является единственной российской служебной системой, которая продолжает летать на американских космических кораблях. Иными словами, андрогинные механизмы на долгие годы стали средством соединения космонавтики и астронавтики.
Стыковка — это уже сотрудничество! Такой лозунг родился еще в годы ЭПАСа.
В чем причины успехов советской космонавтики, начиная с прорыва в космос в конце 50–х — начале 60–х, кончая ее апофеозом — орбитальной станцией «Мир» в 80—90–е годы? Их несколько. Прежде всего, государство уделяло космонавтике огромное внимание, в первую очередь материальному обеспечению и пропаганде. Несмотря на колебания в «генеральной линии» и другие издержки, последовательность, преемственность проектов в целом обеспечили создание уникальной базы, способствовали совершенствованию техники и воспитанию квалифицированных кадров. Не последнюю роль сыграли также методы организации работ, которые базировались, я бы сказал, на нашем российском подходе к осуществлению уникальных кампаний, которыми так богата наша история, и военная, и мирная. При желании в них не так уж трудно усмотреть как сильные, так и слабые стороны.
В ходе реализации космических программ выросли выдающиеся научно–технические руководители, сегодня называемые менеджерами. Позднее, в новое время, благодаря их таланту, воле и находчивости в тяжелейших для науки и техники условиях «эпохи реформ» также достигались удивительные результаты. К сожалению, наша страна постоянно впадает в крайности. Если бы наши генсеки и президенты были просто разумными, успехи могли быть не только в космосе, но и на Земле. Однако тогда это был бы, наверно, совсем другой народ и другая страна.
Не раз мне приходилось слышать о том, что пилотируемая космонавтика — пустая трата средств, не приносящая никакой практической пользы человечеству. Я глубоко убежден, что это далеко не так, и не только потому, что мне всю свою сознательную жизнь привелось работать в этой области. Можно привести множество весомых аргументов и конкретных примеров того, как в результате осуществления пилотируемых программ были созданы и затем применены для земных нужд новые технические средства, внедрены новые эффективные технологии, получены новые совершенные материалы. Достижения на космических орбитах, как никакие другие победы, в мирное время поднимали патриотический дух наций, подвигали их на новые свершения. Я бы даже назвал технику космического полета, да и сами полеты за пределы земной атмосферы, искусством в области науки и инженерии как по сути, так и по тому месту, которое она занимает в современном цивилизованном сообществе. Нужно ли человечеству искусство? Наверно, и «негр преклонных годов», и молодой туземец ответили бы на этот вопрос положительно. Космонавтика стала искусством под куполом мироздания, за которым наблюдают миллионы землян: ведь стремление достичь недостигаемых высот — неистребимая потребность человека. Она останется с нами навсегда, а история будет помогать в поиске путей вперед и вверх, как говорят летчики и космонавты.
