Николай Чистяков - По закону и совести
«Ты, конечно, во всем признаешься, — рассуждал он про себя, глядя в плавающие белесые глаза Пеньковского, — но покуражься, если есть охота». И задавал ему вопросы, которые на первый взгляд не относились к делу, но помогали раскрыть внутренний мир преступника и, следовательно, понять природу преступления.
— Расскажите, как вы познакомились с генералом В.?
И следователю раскрылась картина, в которой были ярко выписаны два свойства человеческой души: с одной стороны, простодушная доверчивость, с другой — ловкость изощренного мошенника, карьериста, подонка, эксплуатирующего человеческие слабости.
Вот эта картина.
Командир артиллерийского полка майор Пеньковский в конце войны был легко ранен во время артобстрела и попал на излечение в госпиталь. По случайности в этом же госпитале лежал и генерал В.Пеньковский, узнав об этом, старался попасться на глаза генералу, завести с ним разговор. Но случай все не представлялся, а Пеньковского неожиданно для него выписали из госпиталя. Тогда он отважился на решительный шаг: облачившись в форму, зашел в палату к генералу и бойко отрапортовал:
— Командир артиллерийского полка майор Пеньковский. Представляюсь вам по случаю выздоровления и отбытия в часть.
Генералу наскучило лежать в госпитале, он обрадовался боевому офицеру–артиллеристу, тепло побеседовал с ним.
Прощаясь, Пеньковский спросил:
— Не будет ли, товарищ генерал, каких поручений?
Генерал подумал и сказал:
— Вы возвращаетесь в часть через Львов. Может быть, сумеете повидать там мою семью?
— С удовольствием, — обрадовался Пеньковский.
— Ну вот и прекрасно. Сейчас я напишу письмо, которое, пожалуйста, передайте жене.
Пеньковский, приехав во Львов, постарался сделать все, чтобы понравиться семье генерала. Жена генерала была в восторге от элегантного офицера, тепло поблагодарила его за письмо, привезенное от мужа.
Так Пеньковский на правах друга вошел в семью генерала В. После войны он частенько появлялся у него на квартире, старался как можно лучше выполнить любые поручения и просьбы, угодничал. Все это Пеньковский делал для того, чтобы успешно продвигаться по служебной лестнице, получать звания и т.д.
Чем глубже проникал Александр Васильевич в биографию шпиона, тем больше поражался благодушию, легковерию некоторых людей, работавших вместе с Пеньковским. Ведь чуть внимательнее присмотрись, вдумайся в поступки и поведение этого человека — и раскроется натура циника, подхалима, угодника и в то же время коварного негодяя, способного ради карьеры на любые подлости. Нет, не разобрались в этом человеке, не осмыслили природу его поступков. Некоторые сослуживцы принимали угодничество Пеньковского за доброту, отзывчивость, а карьеризм за преданность работе. Видимо, были и такие, которые, раскусив его натуру, предусмотрительно отворачивались: моя, мол, хата с краю.
Правда, один прямой, честный человек — у него Пеньковский в 1955–1956 годах был в подчинении — дал ему нелицеприятную аттестацию: «…Мстительный и злобный человек, беспримерный карьерист, способный из–за карьеры на любую подлость».
Читая эту характеристику, Александр Васильевич невольно задумался: а как же его допустили на столь ответственный пост? Как доверили такому человеку секретные материалы, тайны государства?
Но вернемся к следствию. Мало–помалу, оно подвигалось, и вскоре следователь дал понять Пеньковскому: нам многое известно, в наших руках тайник из письменного стола…
В один миг Пеньковский преобразился. Он обмяк, лицо вытянулось, глаза бесцельно блуждали, дыхание стало тяжелым. Куда только девались его развязные манеры, высокомерие.
— Игра проиграна, — чуть слышным голосом произнес он и, ссылаясь на плохое самочувствие, попросил следователя прервать допрос и дать ему подумать в одиночестве.
И хотя улики были налицо, Пеньковский долго всячески изворачивался, давал путаные показания. Только под давлением неопровержимых доказательств, предъявленных следователем, он наконец признал, что является шпионом и готов рассказать правду о совершенных преступлениях. Однако вопреки и этим заверениям еще продолжал юлить, о конкретных фактах предательства и шпионажа говорил сбивчиво, ссылаясь на плохую память. Но умение вести дело и огромное терпение Александра Васильевича, его неотразимая логика сделали свое: на одном из допросов Пеньковский сказал:
— Я много думал, преодолел боязнь ответственности за совершенное мною преступление и решил полностью рассказать обо всем…
Вот что показал Пеньковский.
Работая в Государственном комитете по координации научно–исследовательских работ, он часто встречался с иностранцами, приезжавшими в Советский Союз в составе различных научно–технических делегаций. В декабре 1960 года познакомился с представителем ряда английских фирм Гревиллом Винном и установил с ним доверительные отношения.
Здесь мы сделаем некоторое отступление и расскажем об этом англичанине.
Винн был арестован 2 ноября 1962 года в Будапеште органами госбезопасности Венгерской Народной Республики. На следующий день, 3 ноября, в соответствии со статьей 54 Договора между СССР и ВНР «Об оказании правовой помощи по гражданским, семейным и уголовным делам» он был передан советским властям.
Что же из себя представляет Винн?
Винн Гревилл Мейнерд родился в 1919 году в семье инженера–конструктора в деревне Сент Джордж графства Шропшир в Англии, жил в Лондоне, где получил высшее образование, женат, на иждивении имеет жену и сына. Со временем он основал две компании «Гревилл Винн лимитед» и «Мобайл Экзебишенз лимитед».
На первом допросе в ответ на предложение следователя рассказать о своей шпионской деятельности против Советского государства Винн заявил:
— Я не понимаю, что вы подразумеваете под шпионской деятельностью? Что касается меня, то я к шпионажу не имею никакого отношения. Я являюсь коммерсантом, и никакие дела, кроме коммерческих, меня не интересуют.
В конце концов он дал показания о своих поездках в Советский Союз и о знакомстве с Пеньковским, но при этом категорически утверждал, что приезжал в нашу страну только по коммерческим делам и все встречи носили исключительно деловой характер. Правда, отвечая на вопросы, Винн сильно волновался и часто путался. Такое поведение он объяснил впоследствии тем, что опасался применения к нему мер физического воздействия. В этом сказались результаты лживой буржуазной пропаганды, которая старается внушить людям, будто в советских органах госбезопасности арестованных подвергают идеологической и физической обработке.
Так было на первых допросах. Позднее, припертый неопровержимыми доказательствами (отнюдь не мерами физического или психического воздействия), Винн заговорил… В течение десяти дней после ареста, как этого требует наш уголовно–процессуальный закон, ему было предъявлено обвинение в совершении особо опасного государственного преступления против СССР, предусмотренного статьей 65 Уголовного Кодекса РСФСР (шпионаж), и он признал себя виновным.
