Адольф Абель - На трассе лежневой дороги
Потом, когда я осведомился у Лазоренко, есть ли в совхозе какой-либо предварительный изыскательный материал или материал по обследованию этих мест, хотя бы картографический материал местности, то начальник совхоза мне ответил, что никто здесь никаких изысканий или съемок не производил. Правда, у главного агронома совхоза есть какой-то рисунок озер, расположенных вокруг совхоза; этот рисунок оставил совхозу некий рыбовед, обследовавший местные рыбные богатства.
Тогда я сказал Лазоренко, что в первую очередь должен ознакомиться с тем материалом, что у главного агронома. Лазоренко предупредил меня, что его задание нельзя откладывать ни на один день и что пробивку трассы надо производить сейчас.
В подавленном состоянии я вышел из кабинета. Только теперь я понял, в какую беду попал. Меня толкают на авантюру — хотят заставить пробивать дорогу через неведомую тайгу без какого-либо предварительного изыскательного материала. А самое главное, что я имею дело с ненормальным человеком, с которым не сговоришься, который абсолютно ничего в строительных делах не соображает. А Управление лагеря, которое могло бы помочь, за тридевять земель, и связи нет.
Потом я нашел совхозного агронома. Последний оказался уголовником с выбитым глазом. Все в совхозе называли его Камбалой — это была его воровская кличка. И здесь Лазоренко оказался на высоте. Главным агрономом он назначил равного себе — так называемого в лагерях «социально близкого».
Когда я разговорился с Камбалой, я убедился, что этот тип совсем неграмотный и ничего общего с агрономией не имеет. Именовал он себя «практиком по сельскому хозяйству». Но этих лагерных камбал я немало повстречал. Например, я как-то спросил одного такого, почему он всем говорит, что образование имеет среднее, когда он совсем неграмотен? И вот ответ: «Я в среднем могу читать по печатному и в среднем кумекаю по письму». Вот вам и среднее образование, и подобный в среднем агроном из уголовников — здесь это был Камбала.
Камбала дал мне листок — копию маршрутного хода одного рыбоведа, который шел через тайгу из совхоза к линии железной дороги, по ходу глазомерно зарисовал контуры нескольких крупных озер, попавшихся ему на пути. Этот листок мне абсолютно ничего не давал. Это была глазомерная произвольная зарисовка без какой-либо геодезической привязки, без масштаба, без измерения расстояния. Рисуночек говорил только, что в этом районе немало озер и, следовательно, есть возможность организовать рыбный промысел. На это и хотел обратить внимание рыбовед, оставивший совхозу свою зарисовку.
Теперь мне все было ясно. Сначала надо в порядке предварительного изыскания проложить из совхоза в сторону железнодорожной станции Каменка инструментальный ход, а потом путем корректировки, в зависимости от отклонений, уже вторым ходом дать ось будущей дороги, причем при выборе дороги надо будет учесть, не попадаются ли по пути большие озера или болотные трясины. А то, что желает Лазоренко, чтобы я сразу указал прямую дорогу через тайгу, и чтобы вслед за мной тут же начали прорубать просеку для строительства, — это настоящая чепуха и тупость.
Потом, когда я зашел к начальнику совхоза и доложил об этом, он пришел буквально в ярость. Лазоренко орал на меня и грозил, что если завтра утром я не выйду на работу и не укажу, где прорубать просеку для дороги на станцию Каменка, то он меня привяжет веревкой к хвосту лошади и силой потащит по тайге, и тогда я вынужден буду указывать линию дороги. Лазоренко кричал: «Ему дали в руки инструмент, а он будет делать еще какие-то изыскания, а совхоз будет сидеть и ждать!»
Когда я увидел, что Лазоренко пришел в буйное состояние (а у него был револьвер), я немедленно вышел из кабинета, оставив его там орущим, а сам зашел в контору, где находились хоть какие-то свидетели в случае дальнейтих событий, которых я мог ожидать от этого ненормального типа.
Когда я свой разговор с Лазоренко передал главбуху и Богданову, они еще раз предупредили меня, что Лазоренко может выкинуть любой номер в зависимости оттого, что забредет ему в голову, может и привязать к хвосту лошади. Главбух обещал, что он попытается отговорить начальника не посылать бригады для рубки просеки, ибо в случае больших отклонений от станции придется взять новое направление, и тогда образуются большие бросовые работы по лесоповалу. А отвечать за это придется и начальнику совхоза, и главбуху.
Потом Вовочка Богданов, приняв близко к сердцу мое несчастье, толкнул меня на другую мысль. Рыбовед сказал, что в совхозе слышали гудки проходящих поездов. Регулярно утром на станцию Каменка прибывает рабочий поезд, и, когда он отходит, паровоз дает гудки, и если стоит ясная погода, то гудки слышны в совхозе. По словам моих друзей, каждый день, в десять часов утра, этот поезд проходит через Каменку и гудки слышны. Богданов взялся залезть на высокую лиственницу, которая росла у ворот лагерной зоны. Он надеялся там увидеть паровоз, когда поезд будет отходить от станции.
Я решил использовать и то и другое, чтобы проложить пробный инструментальный ход от совхоза до станции. Потом я пришел к Лазоренко и пытался спокойным голосом еще раз объяснить ему, что из-за отсутствия каких-либо данных, не имея даже карты, я сразу не могу дать ему прямую линию на станцию, что в природе еще нет таких инструментов, по которым сразу можно было бы подобное определить. Я обещал, что постараюсь сделать все возможное, но не ручаюсь, что сразу получится. Поэтому три бригады рабочих мне пока не нужны, а нужно мне только десять рабочих и что буду рубить не просеку, а лишь визирку в один метр шириной. Если мой ход будет удачным, то эта визирка будет осью будущей дороги, и потом эту визирку нужно будет расширить, это сделает простым метром любой бригадир.
Я просил Лазоренко дать мне завтрашний день на подготовку работы. Он мне разрешил выбрать из числа заключенных десять нужных мне людей, причем один из них, из врагов народа, будет моим помощником, а остальных я выберу из «сталинских уголовников», которые за опоздания на работу или сбор колосьев на колхозном поле получили по пять лет лагеря. Бандитов брать я отказался, они могут убежать, а я за них отвечать не могу.
Кроме того, я объяснил, что в случае больших отклонений в сторону от станции уже вторым обратным ходом я все скорректирую и обязательно попаду уже точно в желаемую точку.
На этот раз Лазоренко говорил со мной более спокойно. Он согласился, что я выступлю послезавтра, а завтрашний день употреблю на подбор и подготовку людей для предстоящей работы.
На другое утро, в десять часов, мы с Богдановым были за зоной лагеря и, договорившись с дежурным вахтером, Вовочка Богданов полез на верхушку лиственницы. Гудок проходящего через станцию поезда был слышен, но никакого дыма мой друг обнаружить не сумел. Теперь мне было ясно, что остается лишь одно: взяв инструмент, направиться на станцию по звуку гудка, доносящегося до нас.
