KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Павел Катаев - Доктор велел мадеру пить...

Павел Катаев - Доктор велел мадеру пить...

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Павел Катаев, "Доктор велел мадеру пить..." бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

   Уточню. Копия может быть или меньше или больше оригинала, но никак не того же размера. Художник N на холсте большего размера написал копию абсолютно того же размера, что оригинал...

   Так у отца появилась в доме любимая картина.

   В середине тридцатых годов, написав "Белеет парус одинокий" и готовя рукопись к публикации, отец решил в качества эпиграфа к повести использовать не цитату, как принято в таких случаях, а произведение живописи, то есть "процитировать" картину, поместив перед текстом художественную репродукцию.

   У отца сохранилось первое, "госиздатовское" издание "Паруса" - небольшой салатного цвета томик в твердой обложке, где после форзаца шла белая глянцевая страница с небольшой цветной репродукцией названной картины Марке.

   Но и это не все.

   История имела продолжение.

   В конце тридцатых годов в Москву приехал Альбер Марке, и отец пригласил его на обед.

   Следует сказать, что познакомились они в тридцать первом году в Париже, куда отец приезжал в связи с выходом в издательстве Галлимара романа "Растратчики".

   Добавлю, что тогда же, в Париже, отец заканчивал своей новый роман "Время, вперед!", причем вполне в своем духе (модерниста и авангардиста), а именно - писал первую главу, которая, как значится в романе, временно пропускалась.

   Следует заметить, что роман "Время, вперед!" до сих пор оказывает сильное влияние на современных молодых писателей, которые может быть даже сами себе не отдают в этом отчета.

   Во всяком случае мне как-то бросился в глаза в одном из талантливых и безусловно модерновых текстов не загримированную перекличку с "первой главой, которая временно пропускается"...

   Отец воспользовался своим пребыванием в Париже, чтобы посетить мастерскую и познакомиться с любимым художником, а тому понравился молодой русский писатель, взгляды которого на искусство во многом совпадали с его собственными.

   И вот в Москве, в нашей квартире в Лаврушинском переулке, увидев на стене знакомую картину, Марке страшно удивился.

   - Как вам удалось ее купить? - воскликнул он. - Она же очень дорогая!

   Он не мог поверить, что это не оригинал, а копия, пока, наконец, не обратил внимание на некоторую неточность - облако в правом верхнем углу было не вполне той формы.

   Кроме того, копия не была подписана.

   - Если эту копию так трудно отличить от оригинала - подпишите ее, - предложил отец, и Марке с радостью согласился.

   Но как это осуществить?

   Произошла заминка, но выход из положения был найден.

   Отец рассказал, что от Ильфов, которые жили в соседнем подъезде, принесли кисть и масленые краски, - вдова Ильи Арнольдовича Мария Николаевна была художницей, - и Марке оставил на холсте свою знаменитую закорючку.

   Итак, еще одно из географических мест, где какую-то часть своей жизни провел отец, сделалось нам известным, и с тех пор Днестровский лиман навсегда поселился в моей памяти и душе...

   Впрочем, это касается не только лимана, или, скажем, крепости Аккерман, или местечка Будаки, или волшебного виноградника, где мы с Женей жадно поедали крупные полупрозрачные шарики не очень породистого и не очень сладкого винограда, но зато сорванные своими собственными руками с настоящих виноградных лоз.

   Кроме виноградника в этом хозяйстве занимались разведением шелкопрядов, то ли парных, то ли не парных.

   Я запомнил, с каким интересом отец отнесся к рассказу о шелкопрядах, как внимательно рассматривал коконы, каким-то чудесным образом расположившиеся на сухих ветвях с полу объеденной листвой.

   Папино лицо было воодушевлено, потом я много раз, можно сказать, постоянно видел на его лице такое выражение глубокого интереса и одновременно открытого удовольствия.

   Речь, правда, уже шла не о шелкопрядах, а о других вещах - о цветах, например, или о стихах.

   Там же мы увидели огромную шелковицу, усыпанную огромными, до черноты спелыми плодами, формой чем-то напоминающими хорошо нам знакомую по Подмосковью малину.

   Опавшие комочки на земле под деревом словно бы кровоточили.

   Папа рассказывал нам о шелковице, о сильно пачкающихся ягодах, но всем своим видом показывал, что эти плоды не являются его любимыми.

   "Вы, мол, наслаждайтесь, если нравится, а я воздержусь".

   Почему я об этом рассказываю?

   Дело в том, что папа был скорее дегустатором, чем просто потребителем. Он не ел, а пробовал и оценивал.

   Конечно же не всегда это проявлялось, но это присутствовало в его натуре.


   Помимо Бори Дмитриева мы в тот приезд встретились еще с тетей Тасей, Татьяной Ермиловной Запорожченко, младшей сестрой папиного друга детства "Женьки" Запорожченко, с которым они познакомились в незапамятные времена, чуть ли не в первые годы двадцатого века, потому что жили поблизости друг от друга в одном удивительном районе Одессы, который называется Отрадой.

   Учились они в разных учебных заведениях: папа в гимназии, а Женя Запорожченко - в реальном училище. Но свободное время проводили вместе.

   Насколько я понимаю, ни тот, ни другой не были "фанатами" образования.

   Хорошо бы описать тетю Тасю - ее внешность, выражение ее лица, ее одежду, манеру речи, как все это изменялось с течением времени. А заодно и описать улицу Уютную или улицу Тихую в Отраде...

   Но, увы, мне это не под силу.

   Рассказываю об этом потому, что вдруг увидел папу совсем, совсем другим, незнакомым, обитателем совсем другого мира, мира его детства, которого уже вроде бы и не было, но который в то же самое время продолжал существовать и в который отцу каким-то чудом удалось ввести нас, его детей.

   Хотя речь идет об ощущениях сугубо личных, интимных, касающихся, казалось бы, лишь меня одного, я употребляю множественное число, имея в виду себя и мою сестру Женю.

   Тогда в Одессе мы не застали Евгения Ермиловича - друга папиного детства "Женьку Запорожченко".

   Он тогда еще не вернулся из своего затянувшегося рейса, начавшегося много, много лет назад, в году, кажется, восемнадцатом, на грузовом пароходе российского добровольного флота, где он проходил практику. В России произошла революция, команда, в том числе и молодой практикант, решили не возвращаться, остались в эмиграции...

   Война настигла его во Франции, он участвовал в Сопротивлении, заслужил тем самым прощение у Советской власти, и находился на полпути к возвращению на родину, то есть из Франции перебрался в оккупированную часть Германии, в ГДР, где и ждал окончательно разрешения своей дальнейшей судьбы.

   Ему удалось вернулся в Одессу, в свой дом в Отраде, на улицу Уютная, 7, и со временем даже превратился в Одесскую достопримечательность, не только потому, что рассказывал приезжим (главным образом иностранным студентам, изучающим творчество отца) о своем друге знаменитом одессите Валентине Катаеве, но и занимался историей родного города, его улиц и зданий, а так же являл собой привлекательную фигуру вечного мальчика в потрепанной одежде, яхтсмена и ярого пропагандиста нового, только лишь тогда появившегося в нашей социалистической стране вида водного спорта - серфинга.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*