Иван Леонтьев-Щеглов - Гоголь в Оптиной пустыни
Наконец мне приходит в голову: не есть ли этот гоголевский Филарет тот самый таинственный монах, о котором я слышал вскользь лет десять тому назад от покойного оптинского старца о. Амвросия, — поистине фатальный монах, после беседы с которым «о насмешке» Гоголь, по словам о. Амвросия, жестоко заболел в Оптиной.
Известно, как Гоголь любил и чтил Оптину пустынь: каждый раз, попадая в Калугу, он непременно заезжал в Оптину и всегда возвращался оттуда обновленный духом. (Вспомните, например, его восторженное письмо графу А.П. Толстому о первом посещении Оптиной пустыни, где он сравнивает ее с Афонской горой.) Но этот последний приезд, очевидно, был для него роковым. На вопрос его московского приятеля О.М. Бодянского, почему он так скоро вернулся, Гоголь коротко отвечал: «Так: мне сделалось как-то грустно!..» И больше ни полслова.
Вообще вся эта история довольно таинственная, скрывающая, несмотря на преднамеренную недоговорность «обеих сторон», лишний раз больной и мало тронутый русский вопрос о недоразумении между светским писателем и церковным пастырем скорбном недоразумении, всецело основанном на давнишнем смешении областей и границ того и другого призвания… Но это слишком сложный и тонкий вопрос, чтобы его касаться мимоходом, и будет лучше отложить его для отдельного исследования.
А пока остается только подивиться, что такой примерный христианин и неустанный ревнитель православия, каковым был Гоголь, от самой юности до мученической кончины своей включительно, так мало до сих пор популярен в обители, которую столь возлюбил и при всяком удобном случае столь прославлял. По крайней мере, я, лично навестив дважды Оптину пустынь, и притом в разные годы, нигде и ни у кого не нашел признака хоть какого-нибудь плохонького портрета Гоголя: сведения о нем, которые я старался раздобыть, были скудные и сбивчивые, и единственной местной памяткой, свидетельствующей о связи Гоголя с Оптиной, является тоненькая брошюрка, выпущенная года три тому назад настоятелем Предтеченского скита о. Иосифом: «Н.В. Гоголь, И.В. Киреевский, Ф.М. Достоевский и К. Леонтьев пред старцами Оптиной пустыни». В брошюрке всего шесть страниц, из которых целые три заняты письмом «неизвестного лица», предостерегающего мирян от чтения сочинений Гоголя и осуждающего в довольно смутных выражениях гоголевскую «Переписку с друзьями». (А уж что, казалось бы, могло быть строго нравственнее?)
Прискорбнее всего, что этот случайный и недалекий взгляд выдается автором брошюры вообще как «оптинский взгляд» на Гоголя, разделяемый даже таким светочем, как оптинский старец о. Макарий. Немудрено, что Гоголь в конце концов крепко захворал в Оптиной: от такого «старческого окормления» едва ли кому поздоровится!..
Бедный Гоголь!..
Да, скудны, унизительно скудны сведения о Гоголе в излюбленной им пустыни. Например, в объемистом историческом описании Оптиной пустыни ни одним звуком не упоминается о посещении Гоголя, а в многочисленных письмах оптинского старца о. Макария, к которому Гоголь питал, как известно, особенное почтение, упоминается об этом вскользь, всего в двух строках…
Впрочем, порывшись накануне моего отъезда из Оптиной в сборнике писем и заметок преемника о. Макария оптинского старца о. Амвросия, я натолкнулся на очень любопытный рассказ старца, записанный им со слов о. Порфирия Григорова о посещении Гоголем в одно из его странствий по Средиземному морю города Тримифунта, что на острове Кипре, где хранятся, как известно, «целокупные» мощи св. Спиридона, епископа Тримифунтского, многопрославленные мощи, сохранившие в продолжение пятнадцати веков нетленность и даже мягкость. Гоголь не только самолично видел эти мощи, но вдобавок оказался случайным свидетелем необыкновенного от них чуда. При нем мощи обносились около города, как это ежегодно совершается 12 декабря с большим торжеством, все бывшие тут прикладывались к мощам, а один английский путешественник не хотел оказать им должного почтения, говоря, что спина угодника будто бы была прорезана и тело набальзамировано: потом, однако, решился подойти — и мощи сами обратились к нему спиной. Англичанин в ужасе пал на землю пред святыней. Гоголь, бывший в толпе зрителей, по словам о. Порфирия, был сильно потрясен этим случаем.
Рассказ, как видите, очень ценный для характеристики душевного состояния Гоголя, и, кто знает, может быть, этот маловедомый далекий град Тримифунт сыграл в жизни многострадального автора «Мертвых душ» далеко не последнюю роль… В подлинности же рассказа нет ни малейшего основания сомневаться. О. Порфирий был на редкость светлая и правдивая личность, притом ближайший друг Гоголя, и в его смиренной монашеской келье, вдали от мирской суеты, Гоголь изливал без всякого стеснения свою исстрадавшуюся душу…
Прощаясь с Оптиной пустынью, я навестил еще раз эту забытую монашескую могилу и невольно подумал: будь еще жив о. Порфирий или будь сохранены его записки, — о, он, конечно, помог бы нам раскрыть сокровенную тайну душевного недуга, подкосившего жизнь его знаменитого друга!
Гор. Калуга, август 1900 г.
Примечания
1
Моя книга «Новое о Пушкине».
