Иван Черный - Данные достоверны
К концу моего рассказа вошел адъютант, доложил, что документы готовы.
Чекмазов размашисто подписал командировочное удостоверение.
— Не скажете, когда ночной поезд на Москву? — обратился я к адъютанту.
Адъютант не успел припомнить.
— Какой там поезд? — вмешался Чекмазов. — Мою «эмку» возьмешь. Быстрей и надежней.
— Неудобно, товарищ полковник... Вы-то как же останетесь?
— Дают — бери, — сказал Чекмазов. — Только машину сразу обратно!
— Слушаюсь!
Чекмазов поднялся, протянул мне командировочное удостоверение: — Ну, Ваня... Успехов тебе на новом месте.
— Спасибо, товарищ полковник. Счастливо вам оставаться.
— Приветы знакомым передашь.
— Обязательно!
— А самый низкий поклон — Москве! И пиши, слышишь?
[10]
— Непременно напишу, товарищ полковник!
Чекмазов провел рукой по волосам.
— Добавь: если смогу.
Мы оба улыбнулись.
— Ладно, — сказал Чекмазов, — вздыхать нашему брату не положено, да и времени нет. Поезжай.
И крепко пожал мне руку.
Демченко, увидев чекмазовскую «эмку» и узнав, что я срочно уезжаю, расстроился.
— И не весь отряд в сборе, — говорил он, собирая вещи, — и поесть-то вы толком не поели, и вообще...
Я обнял ординарца. Попросил Хализова построить бойцов, находившихся на месте. Простился с ними. И еще не успело зайти огромное багровое солнце, уже трясся в видавшей виды «эмке» по разбитому шоссе на северо-восток — к Москве.
«Зачем же все-таки вызывают? — в который раз спрашивал я самого себя, глядя на розоватый от заходящего солнца, выщербленный, порченный воронками асфальт, на обгрызенный бомбежками лес вдоль дороги, на встречные машины. — Зачем?..»
2
Я не был в Москве с 27 июня 1941 года, с того самого дня, как меня и еще нескольких слушателей академии имени Фрунзе направили в группу полковника Свирина и самолетом забросили в Могилев, в штаб Западного фронта.
Предполагалось, что мы летим в командировку. «Командировка» затянулась на целый год...
Чего только я не делал, чего не повидал и не пережил за этот год, первый год войны!
Началось с Рогачева. Тут, вблизи линии фронта, с помощью секретаря Рогачевского районного комитета партии товарища Свердлова и под руководством капитана Азарова начал подбирать, готовить и перебрасывать в тыл врага первые разведгруппы. Отсюда послал первую информацию штабу фронта. Первый раз сходил в тыл врага сам.
Потом — Центральный фронт. Мне поручили доложить о проделанной работе первому секретарю ЦК КП(б) Бе-
[11]
лоруссии, члену Военного совета Центрального фронта товарищу Пономаренко. Я нашел его в разбитом городке, в огромном, пустынном и гулком здании старинного костела, превращенного на несколько дней в подобие штаба.
Своды костела терялись в зыбком сумраке. Пахло камнем. И казалось, прошла вечность, прежде чем я дошагал до стола, возле которого сидел усталый, сутулый от недосыпа Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко.
Он выслушал меня, не прерывая. Его интересовала обстановка.
Голос у Пономаренко оказался высоким, неожиданно звонким.
Мне думалось, что такой усталый человек должен говорить медленно, глуховато, и я подивился такой звонкости...
После этой встречи я выехал в 63-й стрелковый корпус.
Командовал им комкор Петровский.
Все называли Петровского за глаза генерал-лейтенантом, но этого звания ему еще не успели присвоить, и официально он подписывался так, как привык подписываться: комкор.
Немолодой, он держался очень прямо и казался высоким. Носил старую однобортную шинель. Беседуя, смотрел собеседнику прямо в глаза. Голоса никогда не повышал, но говорил четко, как бы отрубая фразы. И всегда говорил только правду, не успокаивая офицеров и солдат деланным бодрячеством.
Наверное, за это Петровского и любили.
Наверное, поэтому и выдержал корпус Петровского тот страшный удар, который должна была принять на себя вся армия, оказавшаяся под угрозой окружения.
Армия вырвалась, а корпус Петровского прикрыл отход, не дал фашистам прорваться и развить успех. В тяжелых боях командир корпуса был убит.
Это случилось в середине августа в районе Гдова.
Я узнал об этом гораздо позже: сам в то время с группой бойцов пробивался к Гомелю.
Мы подъезжали к Гомелю ночью. Вблизи города натолкнулись на артиллеристов, разворачивавших орудия. Кое-как разобрались, чьи артиллеристы. Оказалось — наши, и выяснилось, что Гомель тоже наш.
Измученные, мы заночевали у «богов войны» и в Го-
[12]
мель въехали уже поздним утром, угодив как раз под очередную зверскую бомбежку.
Переждав налет, тронулись на поиски штаба фронта. Ехали по Советской улице. Она лежала в развалинах. Рухнувшие стены обнажали брошенные комнаты. На мостовой валялись перекрученные жаром трубы, кровати, обломки домашних вещей...
Нам сказали, что штаб находится в бывшем замке Мицкевича.
В замке никого, кроме оставленного для связи незнакомого генерала, не оказалось.
Он дал нам приблизительный маршрут движения на восток, вслед за отступавшими частями.
Карт у генерала не было. Впрочем, нужных карт не было и у нас.
Счастье, что в замке Мицкевича, слушая незнакомого генерала, я исписал два листа бумаги, стараясь не пропустить названий населенных пунктов и деревень, через которые предстояло ехать.
Но на полпути от «верной дороги» пришлось отказаться: возникла неожиданная пробка. Люди бежали, шоферы сворачивали с шоссе, гнали машины в лес: кто-то крикнул, что впереди — немецкий десант.
Мы тоже свернули было в лес, но чуть не влетели в болото, где уже завязли десятки автомобилей, вовремя выбрались обратно, развернулись, отмахали несколько километров назад, до ближайшего проселка, и с этого проселка начался наш тяжкий путь «в обход».
Почти четыреста километров длился этот путь, и в Карачев мы прибыли через Дмитрий-Льговский и Орел.
Тут всего было — и голода, и тревог, и бомбежек...
А в селе Первомайском мы наскочили на немцев.
Фашисты вкатили в не занятое войсками село с другой стороны. Об их появлении сообщил какой-то мальчишечка:
— Дяденька, там фрицы! На машинах!
Поблизости виднелась пожарная каланча. С каланчи мы заметили стоявшую на улице немецкую машину. Шофер копался в моторе. Несколько офицеров прохаживались рядом.
Мы налетели на этих вояк. Офицеров как ветром сдуло. Убежал и шофер, прыгнув в чей-то огород.
Мы прицепили немецкую легковушку к своему грузовику.
