Авраам Шифрин - Первый перевод романа “Экзодус”
И я сделал совершенно опрометчивый, но при этом единственно возможный шаг: я разделил эти тетради на листочки, на пачки по 15-20 страничек каждая, прошелся вечером в субботу по баракам и раздал эти листочки своим друзьям. Это были не только евреи, но и русские, украинцы, белорусы, литовцы, латыши, эстонцы. И каждого я просил:
- За завтрашний день, за воскресенье сними копии с этих 10-20 листков.
И каждый мне пообещал это сделать, потому что я объяснил каждому, что это - книга, и потом он ее прочитает. Я, конечно, не могу вспомнить имена всех тех, кто получил это для распространения, но помню, что там были мой друг-украинец Евген Грицак, литовец Эдвардас Бурокас, украинец Плюта - и никто из них меня не подвел.
Когда появилось у нас два экземпляра “Экзодуса”, то встал вопрос: какой экземпляр отдавать, а какой вывозить за зону? Я решил, что оставлять в зоне экземпляр, написанный многими десятками людей, - это давать “оперу” в руки материал для группового дела, если они найдут этот “Экзодус”.
Уехали эти тетради. Прошел день, два, три. Телеграммы нет. Кончилась неделя. Телеграммы нет. У всех у нас было, конечно, похоронное настроение. Каждую минуту я жду ареста. Золя ходит и нудит:
- Ну, что ты наделал? Что ты наделал?.. Мы собрали евреев и объяснили им, что телеграммы нет, можно ждать ареста и следствия, чтобы они были тоже готовы. В мой адрес начались упреки.
До отъезда мне осталось несколько дней. За два дня до конца моего срока прибежал в барак утром посыльный с вахты и говорит:
- Шифрин, на вахту с вещами.
Стало ясно, что это - арест за два дня за освобождения, что будет новое следствие, и оно связано с “Экзодусом”. Я собрал свои вещи. Быстро разнесся слух по зоне, что меня увозят...
Привезли меня из лагеря №7 за 30-40 километров до станции Зубова Поляна, вывели из вагона и привели в тюрьму. В тюрьму меня передали с моим арестантским делом. Впустили в камеру. Все ясно: новый арест за “Экзодус”.
Остался я наедине со своими мыслями. Расстелил бушлат лагерный на грязных нарах, лег и начал думать о том, какую позицию занять во время следствия, как вести себя. На следующий день, часов в 10 утра открылась дверь, меня вызвали, повели в канцелярию и дали расписаться в том, что я - свободный человек.
Выдали мне справку об освобождении для того, чтобы ехать в ссылку. Когда я получил это, то обратился к капитану, который выдавал мне бумаги, и спросил: “Какого дьявола вы меня привезли из лагеря, чтобы выдать мне это здесь? Ведь всегда освобождали в лагере?” Он сказал: Теперь у нас новый приказ, и всех будем освобождать из тюрьмы, отсюда, в Зубовой Поляне”. Это было что-то новое. Мне “повезло”: я оказался первой ласточкой в этом новом методе освобождения; уж не знаю, скольких седых волос мне это стоило.
Вышел я на улицу через дверь, которую мне открыли из этой тюрьмы. Вместе со мной вышел какой-то надзиратель. Но он не сопровождал меня, а просто вышел и пошел вперед. Потом остановился и сказал: “Ну что, чемоданчик поднести, что ли? Ежели рубчик дашь?” Я сказал: “Давай-давай, неси!” Он взвалил на плечи мой чемодан, в котором были книги, и мы пошли к станции. Я шел за ним и думал: “Ну, вот, еще час назад моя судьба была в руках этого грязного, пропахшего потом солдата, а сейчас он исполняет для меня роль носильщика...”
Пришли мы на станцию Потьма: маленькая платформа, маленький станционный домик - начало страшной тюремно-лагерной трассы КГБ. Эта трасса, именуемая “Дубровлаг”, уходит от Зубовой Поляны в сторону, в тайгу, примерно на 60-70 километров. По обеим сторонам железнодорожного пути - лагеря, тюрьмы. Когда едешь и смотришь на это, то просто страшно становится: там нет ни кусочка свободного места. А в конце этой трассы, где царят порядки КГБ, находится тупик с лагерной больницей, и от нее отходит еще какая-то ветка, совершенно таинственная. Может, сейчас что-нибудь знают о ней в России. Она ведет в Саровскую пустынь, то есть,. в Саровский монастырь. Монастырь этот до революции был знаменит, а после закрыли всю эту зону обводным шоссе, по которому ездят мотоциклисты, и внутри там совершенно неизвестно что. Кто говорит, что там лагерь какой-то специальный, другие - что там какой-то секретный институт, но так или иначе Саровская обитель - это тайна за семью печатями.
Стоял я и смотрел на начало этой Потъминской трассы, а ко мне постепенно подходили и подходили все новые зэки, но не из нашего лагеря, потому что из нашего я освобождался в этот день один. Пошел я в кассу. Билет мне следовало брать на Казахстан, но я решил - будь что будет, и взял билет на Москву. Во-первых, думаю, узнаю, что с “Экзодусом”, во-вторых, я не поеду в ссылку, пока не побываю на могиле мамы, убитой кагебешниками. Люди, которые ждали поезда вместе со мной, тоже в основном взяли билеты на Москву. Вагон, в который я попал, был набит до отказа. Мы ехали день, ехали ночь. Часа в четыре-полпятого утра поезд подошел к Москве. Я вышел на московский перрон... Дошел до багажного отделения и сдал свой чемодан на хранение. Я хотел иметь свободные руки, чтобы заняться розыском “Экзодуса”. Мой “посыльный” из ОТК должен был отвезти “Экзодус” Арнольду Тюрину - русскому парню, который сидел вместе со мной, но освободился раньше на год-полтора. Я с ним был в переписке и решил именно к нему отправить “Экзодус”, так как доверял ему.
Выйдя на вокзальную площадь, я все же решил посмотреть: а не встречает ли меня КГБ? Свернул налево. Там, рядом с Казанским вокзалом есть переулок, в котором “ночуют” автобусы. Я вошел в этот переулок и пошел по нему вверх. Дойдя до половины, оглянулся и увидел, что у входа с Вокзальной площади в переулок стоит какой-то мужчина и читает газету. Это в полпятого утра! А другой идет за мной по пятам. Когда я обернулся, он остановился и поспешно вошел в какой-то подъезд. Стало ясно: меня “встречают”; значит, они посмотрели еще в Потьме, куда я еду, и дали знать в Москву. Сердце у меня, честно говоря, оборвалось. Значит, эти сволочи не дадут ни на маминой могиле побывать, ни “Экзодусом” заняться. Но делать-то мне нечего. Я спустился мимо автобусов, прошел возле кагебешника, который читал газету. Он в этот момент уже подошел к стене и разглядывал какие-то объявления. А я прошел в Орликов переулок.
Мне все-таки хотелось понять: неужели именно за мной идут эти гады? Войдя в переулок, я прошел 100 метров и оглянулся - они шли следом. Было совершенно пусто на улице. Я вышел на Садовое кольцо, пошел вверх по улице, опять оглянулся и увидел, что не только они идут, но вслед за ними вдоль тротуара тянется на малой скорости “Волга”, - серенькая машина КГБ. Состояние у меня было ужасное, я шел и думал: “Ну вот, папу убили после 10 лет Колымы, маму замучили в Москве, теперь даже на могилу ее не попадешь”, - мысли бежали в голове, и на душе было очень тошно.
