Елена Якобсон - Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка
Моя няня Аграфена была крестьянкой одной из принадлежащих Волковым деревень. У нее только что умер ребенок, мужа, кажется, не было, и семья ее с радостью отдала Аграфену служить в барский дом. В деревне считалось почетным попасть в помещичий дом на должность ответственную и доверенную.
Воронежские родственники очень обрадовались прибавлению семейства. Веселого спокойного ребенка, туго запеленутого, хорошо евшего и крепко спавшего, передавали из одних любящих рук в другие, как маленький сверток. (Английский антрополог Джефри Горер уверял, что именно пеленание является истинной причиной того, что русские приняли коммунистическую диктатуру так покорно.)
Когда я выросла из пеленок и начала исследовать мир, Аграфена оставалась постоянно со мной, окружая меня своей любовью и заботой. Она рассказывала мне разные истории и сказки, слышанные ею в собственном детстве, пела грустные крестьянские песни и учила первым молитвам. Аграфене, простой крестьянке, нелегко было привыкнуть к жизни в помещичьем доме и взять на себя заботу о ребенке «благородного происхождения». Иногда моя прабабушка делала ей замечание: «Ну, Аграфена, не забывай, чей это ребенок. Следи за ней как следует!» И она следила... Маленькие девочки носили тогда накрахмаленные платьица с оборками, волосы их аккуратно укладывали в кудри и завязывали лентами. Не разрешалось играть во дворе с детьми слуг или бегать по комнатам огромного дома.
Мама навещала нас и, считая себя современной эмансипированной женщиной, протестовала: «Аграфена, не возись так с ее одеждой. Пусть побегает и поиграет с другими детьми». Но после ее отъездов няня, с одобрения прабабушки, вновь надевала на меня «приличную» одежду и восстанавливала прежние нормы поведения. Я была послушным ребенком (возможно, пеленание все же оказало на меня определенное влияние!) и нисколько не сомневалась, что няне обязана повиноваться.
В 1914 году началась Первая мировая война, и мой отец вступил в армию в качестве офицера медицинской службы, а мама — сестрой милосердия в один из петроградских госпиталей. Наши войска терпели неудачи; в Петрограде, тогда все еще российской столице, происходили беспорядки. Улицы Петрограда захлестнули мятежные толпы, протестующие против способа ведения войны и требующие отречения Николая II.
Мама не получала регулярных известий от отца и к тому же начала сомневаться в целесообразности своей добровольной работы в госпитале. Будучи независимо мыслящей современной женщиной, она решила, что может найти себе более полезное занятие и жить собственной жизнью. Имея университетский диплом биолога, мама согласилась на место учительницы на юге Российской империи, в районе Кавказа. Она должна была преподавать естественные науки в новой школе в маленьком городке около Екатеринодара, центра преуспевающей общины кубанских казаков.
Казаки происходили от наемных «солдат удачи», беглых крепостных и тому подобных людей, осевших в мало населенных деревнях среди жителей приграничной полосы. Цари даровали им свободу и земли в обмен на защиту границ Российской империи. Донские казаки, например, поселились вдоль границы по реке Дон. После революции 1917 года группа эмигрантов организовала хор и танцевальный ансамбль донских казаков, с огромным успехом гастролировавший по всему миру. Вдоль Урала тоже жили казаки, как и на Тереке — восточных рубежах Кавказа. И хотя границы России к XIX веку расширились и отодвинулись от казачьих поселений, казаки сохранили свои свободные и цветущие сельскохозяйственные общины.
После отречения Николая II в 1917 году донские казаки остались верны Временному правительству Керенского и воевали против большевиков до самого конца Гражданской войны, то есть до начала 1920-х годов. Победившая Красная армия сурово обошлась с ними: многие были казнены сразу, другие отправлены в лагеря. Их земли и имущество конфисковало коммунистическое государство. Во время Второй мировой войны некоторые казаки устраивали диверсии против коммунистов, а другие вербовались в немецкую армию и воевали в ее составе. В конце войны они сдались союзным войскам, но, в соответствии с Ялтинским соглашением, были переданы советской стороне. Те же, кто смог избежать выдачи, разбрелись по свету и организовали свои общины, но старое поколение умирает, и скоро останутся только их песни и воспоминания.
Ранней осенью 1916 года прабабушка со слезами благословила мою мать уехать на юг. Это было разумным шагом. Таким образом мы спасались от беспорядков, которые к тому времени распространились и на русскую провинцию. Помещики уже не чувствовали себя в безопасности в своих имениях, и все больше разговоров велось о революции и гражданской войне. Мама, Аграфена и я покинули бабушкин дом с тем, чтобы больше никогда в него не вернуться.
Мы поселились в удобном доме в маленькой станице под названием Кореновская. До школы можно было дойти пешком. Вместе с нами в доме жила Вера, учительница немецкого языка, хорошенькая местная девушка, ставшая членом нашей семьи.
«Тетя» Вера учила меня немецким словам и водила в свой класс. Но няня оставалась моей главной руководительницей, и мы с ней по-прежнему каждый день проводили по несколько часов в местной церкви. Это была красивая церковь, с высоким куполом и фресками, изображающими жития святых и библейские сцены. Богатая казачья община щедро жертвовала на церковь: на иконах блестели серебряные и золотые оклады, множество свечей и лампад горели днем и ночью. Я повторяла за няней одну или две молитвы, а потом садилась на край скамьи и рассматривала изображения и иконы, придумывая о них свои собственные истории. В церкви было темно, прохладно и безопасно. Иногда мы ходили на вечерние службы и никогда не пропускали воскресные литургии и праздники. Хотя мама моя не была особенно благочестивой и в церковь ходила нечасто, она отмечала все традиционные русские церковные праздники и не препятствовала няне брать меня с собой в церковь.
Жизнь вошла в удобную колею. Отец был где-то далеко в армии, но маме нравилась ее работа, она подружилась с другими учителями, в большинстве своем молодыми выпускниками университета, энергичными и полными надежд. Местная интеллигенция горячо приветствовала Февральскую революцию и образование Временного правительства во главе с Александром Керенским. Казаки же были осторожнее, известие об отречении царя не все восприняли радостно, но и они поддерживали Временное правительство. Большевистская контрреволюция в ноябре явилась для всех неожиданностью, но Москва и Петроград были так далеко, что можно было надеяться на то, что новое правительство про нас забудет и никого здесь не потревожит.
