Тони Бэрроу - Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’)
Со времени ухода из рекламного бизнеса в 1980 году для того, чтобы вернуться к моей первой любви, внештатной журналистике, я написал миллионы слов об истории ‘Битлз’, пытаясь заодно исправить, по крайней мере, несколько фактических ошибок, содержавшихся в работах некоторых недостоверных попутчиков. Окончательная история ‘Битлз’ никогда не сможет быть написана, и я могу сказать вам, почему. Если вы представите огромную составную картинку-загадку, сделанную из миллиона фрагментов, вы немного поймёте задачу, с которой столкнётся любой будущий писатель, взявшийся за невозможную задачу попытаться собрать полностью окончательную биографию Джона, Пола, Джорджа и Ринго. Начнём с того, что некоторые ключевые фрагменты этой головоломки пропали, давно исчезли, утеряны навсегда, и здесь я имею в виду, что важнейшие участники истории ‘Битлз’ уже умерли. В хронологическом порядке перечень начинается с Брайана Эпстайна, Мэла Эванса и Джона Леннона. К настоящему моменту он включает в себя множество других центральных персонажей, таких как Линда Маккартни, Морин Старки, Джордж Харрисон, двое не связанных родственными узами Тэйлоров, Дерек и Алистер, и масса других второстепенных людей, начиная с ди-джея завсегдатая подвала ‘Пещера’ и замечательного парня, Боба Вулера. В других случаях, части головоломки на месте, но искажены или умышленно деформирорваны настолько сильно, что они не подходят, и в этой незавершённой картинке-головоломке остаются пустые места. Здесь я ссылаюсь на множество тех бесстыдных людей, которые годами дают ложные свидетельства биографам и журналистам. Эта группа включает в себя тех, кто искажает различные случаи для того, чтобы построить свой собственный вклад в историю ‘Битлз’ с помощью сознательного преувеличения или явного вымысла. Наконец, есть те безвинные души, которые во время интервью с авторами, обнаруживали, что они на самом деле забыли жизненно необходимые факты; морщинистые старики, чья увядающая память о тех днях сделала их неспособными дать заслуживающие доверия свидетельские показания. К несчастью, некоторые из них продолжают, несмотря ни на что, критиковать и заполняют пробелы тем, что они считают безобидныи вымыслом.
Я поднимаю свою руку и охотно подтверждаю, что сейчас я являюсь признающим-себя-виновным, платящим-налоги, обладающим-проездным-билетом-на-автобус членом вышеупомянутого морщинистого поколения. Но, к счастью, я собрал и сохранил множество справочных материалов, включая дневники, краткие записки и записи, на которые я могу полагаться, чтобы подтолкнуть свою память, вкупе со статьями, которые я написал тогда, в 60-е годы, когда всё это происходило. Это – то, из чего создана моя книга. Пожалуйста, наслаждайтесь.
ТОНИ БЭРРОУ
1 Не гомик, не еврей
Самыми первыми словами Джона Леннона ко мне были: “Если ты не гомик и не еврей, то почему ты собираешься работать с Брайаном Эпстайном?” Это было сказано не конфиденциально и тихо, а громко и резким тоном, который прозвенел по всему бару паба ‘Девоншир армс’ и повернул к нам головы с соседских столов. Я еле слышно ответил, что ещё не согласился присоединиться к управляющей фирме Эпстайна, ‘НЕМС Энтерпрайсиз’, что было правдой, но я полностью избежал в ответе сути первоначального вопроса Леннона. Для записи: я не гомик, не еврей. Я был и являюсь активным гетеросексуалом и пассивным членом английской церкви.
Это было в ноябре 1962 года. ‘Битлз’ выпустили свой первый сингл, ‘Люби же меня’, на лейбле ЭМИ ‘Парлофон’ месяцем раньше, и я находился там, в небольшом пабе в центре Лондона, сразу за Манчестерским сквером – где находился головной офис ‘ЭМИ рекордз’ – чтобы встретиться с ливерпульской группой, чтобы – как хотел Эпстайн – начать работать с ней в качестве её агента по связям с общественностью. За этим приглашением встретиться с Джоном, а также Полом, Джорджем и недавно подписавшим контракт с группой новым ударником, Ринго Старром, была мысль, что вечер с ними в общественном месте и много выпивки, несомненно, дадут группе возможность решить, смогут ли они работать со мной. Я думаю, тот факт, что все мы были родом из Ливерпуля и разделяли характерное сухое и циничное чувство юмора типичных мерсисайдцев, помогло растопить лёд. Ливерпульцы в ссылке обычно держатся вместе. Как и у масонов, это вопрос выживания. Общим для нас также был зрелый интерес к музыке, хотя, переехав несколькими годами ранее из Ливерпуля в Лондон, я был не в курсе самых последних новостей о так называемом мире мерсибита. Наша первая болтовня вертелась вокруг рассказов битлов о том, что происходило дома в ‘Пещере’, самом знаменитом музыкальном месте города, и об их приключениях в клубах Гамбурга, где они провели несколько сезонов, в то время, как я говорил о жизни в музыкальной индустрии Лондона и о том, какие концерты я видел в последнее время.
На следующий день мне позвонил Брайан Эпстайн: “Ну, что ты думаешь?” Я сказал ему, что ещё не составил своего мнения, но мы договорились об обеде, чтобы обсудить всё далее. Мои колебания были связаны не с тем, что я думал о работе с Джоном, Полом, Джорджем и Ринго, а основывались в основном на моем собственном недостатке уверенности в себе. У меня была хорошая постоянная работа в качестве писателя в звукозаписывающей компании ‘Декка’, и у меня не было опыта работы в прессе и с общественностью. Я недавно женился на своей ливерпульской невесте, Коринне – девушке из Кросби, которая сперва привлекла меня тем, что выглядела похоже на Руби Мюррей – и никто из нас не думал, что это подходящий момент оставить относительно безопасное убежище моей работы в ‘Декке’, чтобы отправиться в новом карьерном направлении.
Моей смутной целью было пробиться в мир звукозаписи или присоединиться к редакционному составу одной из музыкальных газет, но на тот момент я наслаждался своей работой, будучи единственным в Британии занятым всю неделю сочинителем аннотаций на конвертах пластинок. Я работал в главном управлении ‘Декки’ ‘Набережная Альберта’ или посвящая аннотации конвертам созданного ими репертуара из выпусков альбомов и мини-альбомов поп-музыки или адаптируя существующие аннотации на нашей продукции, импортируемой из США, добавляя букву ‘u’ в слово ‘цветной’, такого рода вещи. В один день я брал интервью у Энтони Ньюли или Грейси Филдс, на следующий писал о собрании Дюка Эллингтона, новом альбоме Теда Хита или мини-альбоме Билли Фьюри. Последние восемь лет, с 1954 года, я также вёл регулярную колонку обзора музыкальных записей под названием ‘Вне записи’ для субботнего журнального приложения газеты моего родного города, ‘Эхо Ливерпуля’. Люди, знавшие меня удивлялись, почему мои статьи подписывались ‘Дискер’, а не ‘Тони Бэрроу’. Причиной было то, что в 1954 году я был 17-летним школьником, и если ‘Эхо’ было согласно позволить кому-то настолько молодому действовать в роли его музыкального критика, то оно не было готово признать это печатно, и настояло на том, что я должен использовать литературный псевдоним, чтобы подписывать свои еженедельные сочинения. Мне позволили выбрать свой собственный псевдоним, и я использовал слово, которое попалось мне на глаза в одной придорожной афише, рекламирующей появление в варьете в ливерпульском ‘Эмпайр’ в качестве главной звезды американского певца рокабилли Гая Митчелла, международной суперзвезды в те дни, который был описан, как ‘Лучше всего продающийся в мире дискер’. Неслучайно, что одним из первых синглов в моём обзоре для моей первой колонки в ‘Эхо’ был ‘Лоскуток моей футболки’ Гая Митчелла.
