В. Огарков - Демидовы. Их жизнь и деятельность
В ту эпоху, когда начали свою деятельность первые Демидовы, ни в общественную жизнь, ни в редкие на ту пору на Руси школы не проникали те начала гуманности, которые составляют достояние последнего времени и осуществятся вполне, может быть, только в далеком будущем. Это был век жестоких нравов, суровых характеров и беспощадного отношения к тем, кто считался виновным и не мог спастись “протекциею”. Самым ярким воплощением этих свойств эпохи является величаво ужасная в своих проявлениях личность Петра. Многочисленные процессы по “слову и делу” показывают, до чего тогда мало ценилась жизнь человека и какими средствами каралась его “злая воля”. И нам теперь кажутся даже невероятными эти случаи, когда люди, зная, что их ждет, и как бы презирая физические страдания, все-таки кричали страшное “слово и дело”. Застенки лютого Преображенского приказа, где действовали такие люди, как князь Ромодановский и впоследствии Андрей Иванович Ушаков, – были слишком плохою школою для развития гуманных чувств. Понятно, что и первые Демидовы были плотью от плоти и костью от кости тогдашнего общества. По крайней мере, как мы увидим впоследствии, такими рисуют их имеющиеся у нас данные.
Был ли грамотен Никита Демидов – на этот счет не имеется точных указаний: при даче сведений о количестве имеющегося у него железа известному Василию Никитичу Татищеву и в других случаях он приказывал расписываться за себя своим приказчикам и сыну Акинфию. Существуют, однако, указания и на то, что он мог, с грехом пополам, читать и писать. Что же касается Акинфия, то он получил все то образование, которое могла ему дать тульская школа того времени: он умел читать и писать по-церковному, и долго у него еще и впоследствии, когда демидовские заводы производили уже продуктов ежегодно на сотни тысяч рублей, – сумма громадная для того времени, – все записи в торговых и заводских книгах велись церковнославянскими литерами. Не забудем, впрочем, того, что грамота составляла удел немногих в тогдашней Руси: даже знаменитые члены Верховного Тайного Совета, как это видно из подлинных документов, с трудом выводили неуклюжими буквами свои подписи на бумагах. Если и плохо было образование первых Демидовых, как и большинства обитателей России в то время, зато у них была та природная сметливость, которою отличаются многие русские люди, способность к труду, энергия и техническая сноровка, приобретенная личною работою в мастерских.
Относительно того, каким образом Никита сделался известен Петру, существует несколько рассказов. По одному из них, наиболее достоверному, Никита, во время проезда через Тулу какого-то из петровских вельмож (вероятно, Шафирова), не только исправил путешественнику испортившийся пистолет знаменитого оружейника Кухенрейтера, но и сделал другой по тому же образцу, нисколько не уступавший оригиналу. Шафиров тогда же обратил внимание царя на сметливого тульского оружейника. Петр, проезжая через Тулу из Воронежа в 1696 году, хотел заказать несколько алебард по иностранному образцу, и на вызов его явился только один Никита. При этом, по преданию, произошла следующая сцена. Царь, плененный ростом, силою и статностью красивого кузнеца, сказал, обращаясь к окружающим:
– Вот молодец! Годится в Преображенский полк, в гренадеры!
Солдатчина тогда в глазах народа была одним из самых тяжелых наказаний, и немудрено, что Никита повалился в ноги грозному царю и стал просить, ради престарелой матери, помиловать его.
– Если таких 300 алебард сделаешь, то помилую, – сказал Петр.
Кузнец исполнил работу вдвое скорее, чем назначил царь, и получил за нее тройные деньги от Петра, умевшего быть и милостивым.
Существует несколько вариантов рассказа о первой встрече Петра I с Демидовым; но здесь их все приводить нет надобности. Как о всяких событиях, где принимают участие крупные личности, и около этой встречи знаменитого кузнеца со знаменитым царем существует целый круг легендарных сказаний. Вот одно из них, по которому уже не Шафиров, а сам Петр отдал Никите для починки испортившийся пистолет работы Кухенрейтера. Когда кузнец исправил его и принес к царю, то последний обратил внимание на великолепную работу и жалел, что у него нет мастеров, чтобы делать такое оружие.
– И мы, царь, против немца постоим! – сказал Никита.
Царь уже не раз слышал эти ненавистные слова, – “закидаем шапками!” – от своих московских бояр, к тому же он выпил анисовки, и его ретивое не стерпело: он ударил в лицо Демидова и закричал:
– Ты, дурак, сначала сделай, а потом хвались!
– А ты, царь, сначала узнай, а потом дерись! – ответил Никита и подал Петру сделанный им новый пистолет, нисколько не уступавший по работе заграничному. Горячий царь смилостивился и извинился перед кузнецом.
Как бы то ни было, но достоверно известно, что Никита вскоре после первой встречи с Петром доставил ему в Москву шесть отлично сделанных ружей и назначил платы по 1 руб. 80 коп. за каждое, тогда как до этого казна платила за них за границу по 12 и даже по 15 рублей за штуку.
Это было во время шведской войны. Понятно, царь обрадовался, что отыскал такого диковинного кузнеца у себя на родине, поцеловал Никиту, подарил ему 100 рублей и сказал: “Постарайся, Демидыч, распространить свою фабрику, я не оставлю тебя!” Петр, не терпевший откладывать дела в долгий ящик, тут же приказал отвести Демидову в 12 верстах от Тулы, в Малиновой Засеке, несколько десятин земли для добывания железной руды и жжения угля.
Таким образом, при помощи царя, увидевшего в Никите предприимчивого и искусного мастера, Демидов построил в устье реки Тулицы большой железный завод с вододействующими машинами и стал поставлять в казну, по дешевым ценам, хороших качеств ружья, не уступавшие иностранным, и в Пушкарский приказ – разные военные снаряды. Царь не забывал своего любимца и в 1701 году дозволил ему увеличить завод, отдал в собственность лежавшие около Тулы стрелецкие земли и для выжига угля приказал отвести в Щегловской Засеке полосу во всю ширину ее и на пять верст в длину, с исключительным правом копать руду в Малиновой Засеке только одному Демидову. Таким образом, великий царь по отношению к “Демидычу” практиковал “протекционистскую” систему, и завод счастливого кузнеца был вполне обеспечен и материалами, и сбытом своих произведений.
Впрочем, Петр, ставя всегда полезные для государства меры на первый план и не стесняясь прежними своими распоряжениями, скоро запретил “Демидычу” рубить в Щегловской Засеке клен, дуб и ясень, необходимые для постройки многочисленных кораблей. Это обстоятельство, затруднявшее заводчика вследствие недостатка необходимого горючего материала, послужило причиною события, которое и выдвинуло Демидова на вид, доставило ему в истории горного дела России одно из самых почетнейших мест и, вместе с тем, дало фамилии Демидовых то колоссальное богатство, которое могло обеспечить их царскую роскошь.
