Джим Корбетт - Храмовый тигр
Так мне довелось узнать о Дабидхурском храмовом тигре, с которым связано одно из самых волнующих переживаний в моей охотничьей практике.
3На следующее утро после прибытия в Дабидхура я спустился по лохаргхатской дороге, надеясь найти следы людоеда или узнать что-нибудь о нем в расположенных поблизости деревнях, ибо предполагали, что после нападения на пастуха он ушел в сторону Лохаргхата. Вернувшись с опозданием к завтраку в рест-хауз, я увидел, что какой-то человек беседует с моим слугой. Этот человек сказал, что от священника узнал о моем желании поохотиться и может показать мне джарао — так здесь называют замбара — с огромными рогами. У горного оленя-замбара иногда действительно бывают превосходные рога. Одного недавно убили в Кумаоне, его рога достигали сорока семи дюймов. Поскольку мяса такого большого животного хватило бы не только моим людям, но и всем обитателям Дабидхура, я ответил, что после завтрака готов пойти за оленем.
Несколько месяцев назад я ездил ненадолго в Калькутту и как-то утром зашел в оружейный магазин Мэнтона. На витрине под стеклом возле двери была выставлена винтовка. Пока я ее рассматривал, ко мне подошел управляющий, мой старый приятель, и сообщил, что эта винтовка — «вестли-ричардс» 275-го калибра — новая модель, предназначенная для охоты в горах, и что изготовителям не терпится выбросить ее на индийский рынок. Винтовка была великолепна, и управляющему не стоило большого труда уговорить меня сделать покупку при условии, что, если винтовка мне не подойдет, я смогу возвратить ее. Таким образом, отправляясь в тот вечер с моим деревенским приятелем охотиться на джарао «с рогами, подобными ветвям дуба», я взял свою новехонькую винтовку.
К югу от Дабидхура гора менее крута. Пройдя в этом направлении через дубовые и кустарниковые заросли около двух миль, мы вышли на поросшую травой возвышенность, откуда открывался прекрасный вид на лежавшую внизу долину. Указав в левой стороне долины на небольшой участок густой травы, плотно окруженный со всех сторон джунглями, мой проводник сказал, что утром и вечером джарао приходит сюда пастись. Затем он сообщил, что в правой части долины есть пешеходная тропа, которой он пользуется, когда ходит в Дабидхура, и с нее-то он обычно и видит джарао. Моя новая винтовка гарантировала точность попадания на расстоянии до пятисот ярдов. Так как от тропы до поляны, где обычно паслось животное, было не более трехсот, я решил спуститься на тропу и там подождать, пока представится возможность выстрелить.
Во время разговора я заметил, что слева от нас кружат грифы. Когда я показал на них своему спутнику, он ответил, что на той стороне холма расположена небольшая деревня, и высказал предположение, что грифов интересует труп какого-нибудь домашнего животного.
— Скоро мы узнаем, что именно привлекло птиц, — сказал он, — наш путь лежит через эту деревню.
«Деревня» состояла всего-навсего из одной тростниковой хижины и сарая для скота. С расположенных террасами полей, площадью около акра, недавно был собран урожай. На одном из них, отделенном от хижины и сарая канавой для стока дождевой воды шириной десять футов, грифы отрывали последние кусочки мяса от остова какого-то крупного животного. Когда мы приблизились, из хижины вышел человек и, поздоровавшись, спросил, откуда я и когда прибыл. Я ответил, что приехал в Дабидхура накануне из Найни-Тала попытаться застрелить леопарда-людоеда. Он очень пожалел, что не знал о моем приезде раньше: «Тогда вы могли бы застрелить тигра, который убил мою корову». Далее он поведал мне, что на том месте, где сейчас у скелета возились грифы, он вчера вечером привязал свое стадо из пятнадцати голов, чтобы удобрить поле, а ночью явился тигр и убил одну из коров. Крестьянин оружия не имел, поблизости также не было никого, к кому он мог бы обратиться с просьбой убить тигра, поэтому он сходил за человеком, который занимался заготовкой кож в их районе. За два часа до нашего прихода подрядчик снял шкуру с коровы, и теперь грифы завершали свое дело. Когда я спросил крестьянина, знал ли он, что в окрестностях обитает тигр, а если знал, почему привязал скот на ночь в открытом поле, он удивил меня, ответив, что на Дабидхурской горе всегда жил тигр, но до прошлой ночи он ни разу не задирал домашних животных.
Когда я собрался уходить, крестьянин спросил, куда я направляюсь. Я объяснил, что хочу поохотиться в другом конце долины на джарао. Он стал упрашивать меня отложить охоту на джарао и убить тигра.
— У меня мало земли, и она плохая, как видите, — сказал он, — если тигр убьет коров, которые нас кормят, моя семья и я умрем с голоду.
Пока мы разговаривали, к дому приблизилась женщина с кувшином воды на голове, за ней следом появилась девочка с охапкой свежей травы и мальчик с вязанкой хвороста. Эти четверо жили на доход с акра тощей земли и нескольких пинт молока (коровы в горах дают мало молока), которое они продавали бании в Дабидхура. Неудивительно, что крестьянину так хотелось, чтобы я убил тигра.
Грифы почти уничтожили труп коровы, но это не имело значения: вблизи поля не было укрытия, где бы тигр мог залечь, следовательно, он не знал, что птицы сделали с его добычей. А так как прошлой ночью на этом поле его никто не побеспокоил, можно было ожидать, что он вернется к своей жертве. Мой проводник, как и крестьянин, очень хотел, чтобы я сначала убил тигра. Попросив обоих сидеть тихо, я попытался выяснить, в каком направлении ушел тигр, так как возле поля не оказалось дерева, подходящего для засады, и мне нужно было перехватить зверя на его обратном пути к хутору. Тропинки, проложенные скотом, шли вдоль и поперек холма, но земля была слишком твердой, чтобы на ней могли остаться следы тигра, поэтому, дважды обойдя вокруг хутора, я стал осматривать водосточную канаву. Здесь на мягкой сырой почве я нашел отпечатки лап большого тигра-самца. Следы показывали, что, насытившись, он ушел вверх по канаве. Были все основания предполагать, что и вернется он этим же путем. По ту сторону канавы, где стояла хижина, в тридцати ярдах от нее, рос кривой низкий дуб, увитый ползучей дикой розой. Положив винтовку на землю, я с края канавы легко поднялся на склоненное над нею дерево и убедился, что могу сносно устроиться на его вершине.
Вернувшись к хижине, я сказал ожидавшим меня мужчинам, что пойду в рест-хауз за тяжелым штуцером 500-го калибра, стрелявшим бездымным порохом. Мой проводник тотчас же предложил избавить меня от хлопот. Я дал ему нужные указания, а сам присел рядом с крестьянином на пороге хижины послушать повествование о борьбе бедного, но бесстрашного человека с природой и дикими зверями. Он рассказывал, как тяжело сберечь даже соломенную крышу над головой. Когда я спросил его, почему он не покинет этот заброшенный угол и не попытается устроиться где-нибудь в другом месте, он ответил просто: «Здесь мой дом».
