Вадим Лейбовский - Владимир Маслаченко: «Пеле повезло, что он не играл против меня»
А прыгуч Владимир был необычайно, невероятно, «нечеловечески». И кличку посему имел Козел, нисколько в ту пору не обидную. У американцев есть необычный тест: фотографируя прыжок человека с места вверх, они по снимку определяют его характер. Интересно, что прочитали бы они по фотографии прыжка Маслаченко? Наверное, прежде всего, его упрямство, нежелание, неспособность поддаваться чужой воле, чьему-то влиянию. Вот и в спорте им на первых порах двигал запрет врачей, обнаруживших у него заболевание легких. Не хотел он этого признавать. Так с «комплексом неподчинения» он и живет.
Или — стиль жизни молодых криворожцев, среди которых было много блатных. Их отличала своя «униформа» — кепочка с козырьком на два пальца, тельняшка, брюки-клеш. Блатной стиль процветал и властвовал. Он проявлялся в манере поведения, в одежде, в отношении к людям. Но не задевало, не трогало, не затягивало это Вовку, Володю, Владимира. Он был, он оставался сам по себе, со своим лицом.
Предметом особого шика и доблести в городе были значки. В большом почете считались «Ворошиловский стрелок» и «ОСОАВИАХИМ». Уважали обладателей знака ГТО, особенно второй ступени. У юных — БГТО. А уж на носителей значков спортсмена-разрядника, особенно с цифрой «1» смотрели едва ль не как на кавалеров Ордена Славы.
Спасая честь Центрального района
Город был полон воров-карманников. Многие из них рядились в благочинную форму студентов горнорудного института — такая мимикрия помогала им в профессиональной деятельности.
И все ж не сказать чтоб эта накипь вообще никак не коснулась нашего героя, обошла его стороной — такое было бы невозможно. Он, конечно, не носил блатные атрибуты, а был просто аккуратен в одежде. В детстве за этим следила и мама, но лишь с утра, отправляя сына в школу. Однако вечером он зачастую возвращался с большими потерями во внешнем виде — со следами боев па игровой площадке или рукопашных стычек.
В его близком окружении оказывались всякие ребята, некоторые — неплохие спортсмены. Среди них была личность выдающаяся, даже уникальная. Владимир Никитович считает, что никогда не встречал столь одаренного футболиста, этот парень мог стать великим игроком. Леня Язва (то была его кличка, фамилия, к сожалению, канула в вечность) был настолько хорош, так выделялся своей игрой, что его довольно скоро стали приглашать во взрослые профессиональные команды Украины, предлагали большие деньги. У Лени разрывалась душа, он хотел, он готов был принять одно из предложений. И… не мог. Вся беда в том, что происходил он из уголовного мира, который держал его крепко, не отпускал, а всего лишь позволял играть в футбол. Как оказалось, позволял до поры до времени. В том мире свои законы и порядки. Там рубль за вход, но за выход — уже два.
И вот Леня все же решился и пришел в команду Артсмовска, начал в ней выступать. Однако вскоре наступил трагический финал. Однажды вечером он явился к Володе Маслаченко домой и сказал: «Я пришел попрощаться. Завтра ухожу в тюрьму. Спастись мне уже не удастся». Утром его арестовали. Уголовники поступили просто: повесили на него одно из своих «мокрых» дел. Леня получил двадцать пять лет.
Прошли годы. Известнейший футболист и комментатор телевидения Владимир Маслаченко прилетел вместе с московским «Спартаком» на календарную игру чемпионата страны в Днепропетровск. Когда он вышел из автобуса, то первым, кого увидел, был… Леня Язва. В его глазах Маслаченко прочитал сомнение: узнает ли? Он узнал его в первую секунду. Они обнялись. Леня плакал навзрыд.
Вышло так, что именно в этот день Леня женился. И пригласил Владимира на свадьбу. Но вечером того же дня Владимир Никитович должен был улететь в Москву единственным рейсом. Назавтра были дела, жесткие служебные обязательства. Тем не менее он не может себе простить, что не остался тогда с Леней. Больше они не виделись.
Однако вернемся в послевоенный Кривой Рог. Школа была для Володи делом второстепенным. Любил лишь один предмет — литературу, с ней у него отношения были столь же доверительно близкие, что и с любым мячом — баскетбольным, футбольным, волейбольным. Однажды написал такое сочинение по «Слову о полку Игореву», что оно стало учебно-показательным для всех средних школ города и области.
Ну, а вратарем он вполне мог и не стать, все решил случай, все произошло по сюжету прямо-таки хрестоматийному, хорошо известному, много раз описанному. Шел урок русского языка. В это же время начинался футбольный матч юношеского первенства Кривого Рога. И команда Центрального района неожиданно оказалась без вратаря. Гонец со стадиона примчался в кабинет директора школы, который быстро все понял и лично распорядился отрядить ученика 8-го «Б» класса Владимира Маслаченко на стадион. Сам директор туда же и отправился, видимо, обуреваемый чувством высокой ответственности за рождение звезды. Центральный район в том матче одержал победу, а его вратарь сыграл «под ноль». И уже через два дня он принял участие в матче на первенство Украины — на этот раз среди взрослых — за свой, криворожский «Спартак». Тот матч днепропетровскому «Машиностроителю» они проиграли — 1:2. Но юного вратаря хорошо запомнили.
Вот что писал о себе выдающийся русский писатель Владимир Набоков:
«Как иной рождается гусаром, так я родился голкипером. В России и вообще на континенте, особенно в Италии и Испании, доблестное искусство вратаря искони окружено ореолом особого романтизма. В его одинокости и независимости есть что-то байроническое. На знаменитого голкипера, идущего по улице, глазеют дети и девушки. Он соперничает с матадором и гонщиком в загадочном обаянии. Он носит собственную форму: его вольного образца свитер, фуражка, толстозабинтованные колени, перчатки, торчащие из заднего кармана трусиков. Они резко отделяют его от десяти остальных одинаково-полосатых членов команды. Он белая ворона, он железная маска, он последний защитник. Во время матча фотографы поблизости гола, благоговейно преклонив одно колено, снимают его, когда он ласточкой ныряет, чтобы концами пальцев чудом задеть и парировать молниеносный удар «шут» в угол, или когда, чтобы обнять мяч, он бросается головой вперед под яростные ноги нападающих, — и каким ревом исходит стадион, когда герой остается лежать ничком на земле перед своим незапятнанным голом»
Набоков писал, как спустя год после отъезда из захваченного большевиками Севастополя он поступил в колледж Кембриджского университета. При этом англичане, уделяя чрезмерное, на его взгляд, внимание сыгранности команды, «мало поощряли причудливые стороны голкиперского искусства». Мечтая о более удачном участии в университетском футболе, он вспоминал:
