Иона Якир - КОМАНДАРМ Якир. Воспоминания друзей и соратников.
— Как жаль, что нелепая смерть вырвала из рядов нашей армии Василия Кириаковича, одного из ее самых талантливых и глубоко мыслящих военачальников...
Конец нашей продолжительной беседы неожиданно огорошил меня, так как прозвучал своеобразной «панихидой» по коннице. А ведь я и Аскалепов были кавалеристами!
Обращаясь к нам обоим, Якир заявил:
— Вам предстоит служить в замечательном кавалерийском соединении. Второй кавкорпус — детище Григория Ивановича Котовского. Многие командиры и сам комкор Криворучко — воспитанники и прямые последователи Котовского. У них много самобытного, много странностей, им часто не хватает теоретической подготовки, но дело свое они знают и любят всей душой.
Якир на мгновение задумался, а затем продолжал:
— Я сам стал командиром во время гражданской войны, и, честно признаюсь, кавалерия мне по сердцу. Но... — Он вздохнул и развел руками. — Но, как ни горько сознавать, это — отживающий род войск. Постепенно, с ростом моторизации и механизации армии, конница будет сходить со сцены.
Наш друг Сандалов торжествующе поглядел на меня и Аскалепова: ведь его-то, Сандалова, направляли в механизированные войска. А я, видимо, не мог скрыть своего огорчения. Якир заметил это и успокоил нас:
— Не печальтесь! Придет время — вы смените коней на бронированные машины и танки и, если понадобится, с не меньшей кавалерийской лихостью поведете их на врага... Что касается меня, — добавил он после короткого раздумья,— то я мечтаю увеличивать механизированные войска.
Время прошло незаметно, командующего ждали другие дела. Об этом напомнил вошедший в кабинет начальник штаба округа Д. А. Кучинский (впоследствии первый начальник Академии Генерального штаба). Якир познакомил нас с ним, затем пожелал успехов в службе и личной жизни и тепло попрощался.
Через два дня я представился в Житомире знаменитому кавалеристу Николаю Николаевичу Криворучко. Когда я доложил, что был на приеме у командующего, Криворучко заговорил тепло, душевно:
— Радуйся, хлопче. Ты говорил с человеком, о котором когда-нибудь будуть песни складывать. Григорий Иванович Котовский и я от начала до конца гражданской прошли под его началом. Ни душой, ни воинскими доблестями краше его пока не встречал командира.
Криворучко поднял глаза на портрет Котовского, вытянул вверх указательный палец и проговорил:
— Сам Григорий Иваныч добре уважал его. Мало сказать, уважал. Дуже крепко любил!.. Вот послухай, если понять хочешь, одну историю. Про Южный поход слыхал? Добре. Прискакал однажды при мне к Котовскому конник, весь исполосованный саблюками. С седла свалился прямо на руки наших ординарцев и чуть слышно прошептал: «В Глуховцах... Начдива окружили петлюровцы...» До того местечка километров пять. Туда, как мы узнали потом, прорвалась петлюровская банда. Услыхал эти слова Григорий Иваныч и аж побелел от ярости. Одним махом вскочил на коня и, не говоря ни слова, как бешеный помчался в сторону Глуховцев. Беда, думаю, там — Якир, а тут еще Котовский... Сколько петлюровцев — неизвестно, как бы не порубали обоих. Я — в седло, еле догнал Котовского, кричу: «Товарищ комбриг! Давайте вышлем разведку, а я тем временем соберу несколько эскадронов». Куда там! Даже не оглядываясь, Григорий Иваныч рычит: «Опоздаем... Вперед!..» На наше счастье, по пути встретился взвод из нашей бригады, возвращавшийся с разведки. Я дал сигнал — конники повернули вслед за комбригом. Мчались мы, аж ветер свистел в ушах. Подоспели вовремя. Якир с несколькими оставшимися в живых командирами и бойцами едва отбивался от наседавших со всех сторон бандюг...
Криворучко неожиданно замолк, снова посмотрел на портрет Котовского, словно хотел получше восстановить в памяти картину давнего прошлого, и продолжал:
— Понимаешь, друже, как обрадовался Григорий Иваныч, когда увидел, что начдив Якир жив! Гимнастерка на нем вся посечена осколками гранат, а сам стоит перед нами, будто ничего и не случилось — улыбается, да и только. «Спасибо вам, друзья, — говорит он своим, как всегда, спокойным тоном, — а теперь докладывайте обстановку на фронте бригады». Вот он какой был в бою, Якир, вот как мы берегли его! Понимаешь?
— Понимаю.
— Значит добре, служить будешь как надо.
Уже позже, когда втянулся в свои служебные дела, я убедился, что именно искренней привязанностью к Якиру объяснялся страх этого известного своей отвагой командира перед перспективой получить замечание от командующего округом или приглашение для беседы по душам, как выражался Николай Николаевич, «на чашку чая». Якир вообще не любил шумные «разносы» провинившихся командиров.
— Лучше получить десять письменных «строгачей», — говорил Криворучко, — чем хоть раз вот так «почаевать». За чаем Иона Эммануилович всю душу вывернет наизнанку.
В Киевском военном округе я прослужил почти три года. На длинном воинском пути это совсем небольшой отрезок времени. Но в моей жизни он занимает особое место.
Служба в войсках, которыми командовал Якир, была своеобразной академией воинского воспитания и оперативно-тактического мастерства. Не случайно важнейшие маневры и крупные опытные общевойсковые учения с отработкой самых важных оперативно-тактических вопросов проводились в то время в Киевском военном округе.
И. Э. Якир был больше практиком, чем теоретиком военного дела, но вряд ли кому-нибудь уступал в знании теории. Те новые наметки и мысли, которые еще, как говорится, витали в воздухе и терялись в потоках туманных предположений и вокруг которых разгорались теоретические дискуссии, Иона Эммануилович всегда успевал проверить на практике: в боевой подготовке частей, на учениях, в процессе командирской учебы. Ярый враг всякой рутины, он стремился подхватывать все новое в самом зародыше и, если оно было стоящим, ценным, добивался его практического применения.
Маленький пример.
Один из командиров штаба, Баркарь, предложил проект подрывной машины для разрушения железнодорожного пути. Применение новой машины сокращало потребность в обслуживающем персонале и втрое ускоряло процесс разрушения путей. Проект Баркаря долго не находил поддержки. Тогда изобретатель решился обратиться непосредственно к командующему округом. Якир пригласил к себе специалистов из инженерных войск. Выслушав изобретателя и специалистов, Иона Эммануилович предложил немедленно помочь автору изобретения осуществить его проект, самому Баркарю объявил благодарность и, зная, что он охотник, подарил ему охотничье ружье.
Припоминаю и другой случай.
В то время среди авиаторов округа господствовало мнение, что истребитель И-5 вывести из плоского штопора невозможно. Такое мнение тормозило совершенствование высшего пилотажа, и это серьезно беспокоило Якира. Иона Эммануилович часто вызывал к себе летчиков, беседовал с ними, пытаясь добраться до истины.
