Кристофер Роннау - Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме
Как только жизнерадостные открытки были собраны, мы переключили наше внимание на бланк доклада о потерях, то есть на бланк «кого-нам-известить-когда-вам-оторвёт-яйца».
К моему удивлению, я оказался единственным во всей группе, кто поставил галочку, указывающую, что никому не следует сообщать в случае, если меня ранит. В голове у меня возникла картина, как моя бедная мама получает сообщение о том, что её малыша ранило, но не поясняющее ни вид, ни тяжесть ранения, ни даже то, где меня лечат. Она, без сомнения, позвонила бы в Пентагон, до полного изнеможения выслушивала бы от безымянных клерков, что они никогда обо мне не слышали, или что у них недостаточно полномочий для разглашения какой-либо информации без справки, которую я должен подписать в случае, если они сумеют меня найти. Я не мог подвергать её таким испытаниям.
Командующий нами сержант попытался посулить мне всевозможные беды насчёт моего решения не поддаваться панике и не оповещать весь мир, если мне выстрелят в задницу горохом из трубки. «Давай, тебе надо сюда кого-нибудь вписать», — увещевал он меня. Он не мог понять мою точку зрения, хотя я старательно пытался её объяснить, и под конец обругал меня с предупреждением: «Если ты окажешься в коме или погибнешь или ещё что мы всё равно сообщим твоим ближайшим родственникам, хочешь ты этого или нет». Сержанту не удалось меня переубедить, но у меня от него разболелась голова. Мне сильно полегчало, когда я закончил с этим парнем и покинул его канцелярские чертоги.
Мы сдали американские доллары и получили вместо них бумажные деньги, которые мы прозвали деньгами для «Монополии». Это были разноцветные банкноты два на четыре дюйма, на ощупь они были как настоящие доллары, но назывались военно-платёжными сертификатами, ВПС.
На банкотах любого достоинства изображалось лицо одной и той же безымянной женщины, с короткими светлыми волосам, жемчужными серьгами, в той же позе, что у королевы Елизаветы на канадских долларах. Никто не смог её опознать. По-видимому, она была просто вашингтонской девчонкой, которой случилось переспать с кем-то из Бюро гравировки и печати. ВПС в двадцать пять центов являл собой необычайно яркое красно-бело-синее типографское изделие, больше всего похожее на билет в цирк или на родео. Американские монеты у нас тоже забрали. Теперь мы не могли даже перекинуться в карты на четверть доллара со скуки.
У меня, помимо зелёных долларов, была ещё пачка чеков «Америкэн Экспресс». Они заставили меня их тоже обналичить. Сейчас я задним числом понимаю, что очень глупо было брать дорожные чеки на войну, это одна из тех дурацких вещей, которые может сделать лишь американец. Нам также предложили возможность обменять часть наличности на местную валюту. Их денежная единица называлась донг. Так было напечатано на банкнотах, но все называли их «пиастры». Курс в то время составлял 118 пиастров за доллар.
Большинство из нас взяли половину на половину. Наши военные магазины принимали только ВПС. Вьетнамские торговцы хотели пиастры. Однако, большая их часть готова была принять ВПС, тщательно их пощупав, поглядев на свет и прикинув, сколько они будут стоит, если американские военные когда-нибудь покинут город.
После бумажной работы прошло три категорически отстойных дня, скучных с большой буквы «С». Мы выходили на построение четыре раза в день, и нам объявляли имена тех, кого определили в то или иное подразделение. Эти люди затем отправлялись к месту своего назначения.
В остальном мы просто сидели и ждали. Просидеть в палатке три дня, дожидаясь – это вам не на пикник сходить. Так долго я не ждал даже Второго Пришествия.
Были какие-то работы и караульная служба, но мне всё никак не удавалось заполучить какое-нибудь задание для спасения своей жизни. В три часа утра моего пребывания в лимбе я бродил туда-сюда по гравию возле палатки. Один из сержантов оказался понимающим человеком и предложил мне стать часовым, с чем я радостно согласился. Мне и ещё одному парню по имени Винсент выдали винтовки М-14 и по шестьдесят патронов и отправили охранять укрепление из мешков с песком возле главных ворот с 0400 до 0800.
Шоссе №1, также известная, как Безрадостная Улица, пролегала прямо перед нашей позицией в нескольких футах от нас. По ней бежал прерывистый поток велосипедов, мотоциклов и маленьких грузовичков, которые мелькали мимо нас на произвольной скорости. В промежутках было тихо.
Около 0600 часов всё было совершенно спокойно, Винсент пошёл в столовую на завтрак и оставил меня одного. Положение стало опасным. Я не имел ни указаний, ни соображений, как вести себя в любой из бесчисленных ситуаций, что могли возникнуть. Я оказался предоставлен сам себе, а местность моментально стала угрожающей. Тени начали шевелиться, и появились звуки, которых я раньше не замечал. Переключатель на моей винтовке встал в положение автоматического огня раньше, чем Винсент успел намазать маслом свой бутерброд.
За несколько минут до 0700 у быстро приближающегося школьного автобуса лопнула задняя покрышка, и машину занесло боком в сторону моего бункера. В воздух взвилась целая буря камней и гравия. Водитель лишь слегка притормозил, выровнял автобус на дороге, нажал на газ и исчез, так и не узнав, насколько он меня взбодрил и насколько близок я был к тому, чтобы обстрелять его немытый автобус.
В 0800 я сменился с караульного поста и возвратился в ряды безработных. Небольшая хитрость зачислила меня в строительную команду, располагавшую достаточным количеством лопат и тачек, чтобы построить ещё одну плотину Гувера. Мы прошагали на стройплощадку, где немедленно получили день отгула, потому что цемент, который мы должны были заливать в фундамент, не привезли.
В тот день я обнаружил на базе несколько забегаловок, которые армия содержала для развлечений и для прибыли. Там была музыка, пиво и игровые автоматы. Я никогда эти автоматы не любил, но мне нравилось глушить пиво «Хэммс», глядя, как другие проигрывают свои деньги одноруким бандитам.
Через несколько часов после наступления темноты я уже порядочно набрался. Когда начали сыпаться миномётные снаряды, я вышел наружу поглядеть. Вот это зрелище! Великолепная демонстрация огневой мощи, когда снаряд за снарядом обрушивался на базу в полумиле от меня. Сверкали яркие вспышки, за ними следовал глухой грохот. Не похоже было, что какой либо из них может упасть близко ко мне. На этой стадии игры я все ещё ориентировался на окружающих. Никто вокруг меня не мчался сломя голову в бомбоубежище, пропуская вперёд женщин и детей и всё такое. Я тоже оставался на месте. Когда всё закончилось, я пошел спать.
