Александр Городницкий - След в океане
Надо сказать, что начатая в детстве дружба с братьями Гордонами (третьего брата, пережившего всех своих братьев и друзей, звали Марк), продолжалась на моей памяти на протяжении всей жизни моих родителей. Прочитав первое издание книги «И вблизи, и вдали», Марк прислал мне письмо: «С твоими родителями мы встречались до последних дней их славной жизни. Между прочим, признаюсь, что номера вашего дома на Васильевском мы не знали, а ориентировались по вывескам зубных врачей: слева — Шик, справа — Брик, а посредине, на вашем доме, — Кудрик».
Упомянутый Соломон Исаакович Кудрик — высокий, статный, седой военврач, жил в нашей квартире, где занимался и частной практикой. Мне почему-то более всего запомнилась его трость с набалдашником в виде собачьей головы с цветными зелеными глазами. Может быть, потому, что трость эта иногда милостиво выдавалась мне для игры «в лошадки».
В двадцать пятом году родители расстались. Отец поехал учиться в Ленинград, а мать — в Москву, где пыталась поступить в МВТУ им. Баумана. Она сдала приемные экзамены, но не была зачислена «по социальному положению». Тогда она пошла учиться в педагогический техникум, которым закончила в 1928 году. После этого ее направили на работу в Сибирь, в Алтайский край, в глухую деревню Вознесенское Рубцовского района, где впервые организовали школу. В непривычной для нее сибирской обстановке приходилось нелегко, тем более что местные власти всячески старались привлечь ее к коллективизации. Помню, как она рассказывала, что когда заготавливали пельмени, дети по несколько дней не ходили в школу.
Отец посылал ей письма из Ленинграда чуть ли не каждый день. Он в это время учился в ленинградском фото-кино-техникуме, куда поступил в двадцать шестом году. Стипендия ему не полагалась из-за неприглядности социального происхождения — сын кустаря. Приходилось поэтому работать, чтобы прокормиться. В те поры в учебных заведениях существовали на общественных началах трудовые артели, подыскивавшие для студентов временную работу. Через такую артель отец устроился ночным сторожем, поскольку дни были заняты учебой. Посты ночных сторожей были разные — выгодные и невыгодные. Выгодными считались посты у продовольственных магазинов (где перед закрытием сторожа кормили бутербродами с колбасой или ветчиной, да еще и в запас давали) или такие посты, где сторож сидел в тепле, между запертой внутренней и открытой внешней дверью магазина. Отцу достался пост невыгодный, наружный, у магазина «Военная книга» на углу Невского и Желябова, где он помещается и поныне. Рядом с ним на Невском существовал тогда второй магазин Рудметаллторга и в том же здании третий — Госшвеймашин. Все эти три магазина отец охранял на пару со студентом из пединститута. Сторожам выдавалась спецодежда — валенки с галошами и тулуп. Если один из напарников дежурил в дождь, то его сменщик должен был надевать сырой тулуп — просушит было негде. Поскольку стоять приходилось на улице, отогреться в холодные питерские вечера было нелегко. Только в семь утра, когда открывались чайные, и на Невском появлялись первые прохожие, можно было согреться вместе с ночными извозчиками чашкой горячего чая с булкой. Зато рядом шла ночная жизнь Невского проспекта.
Из знаменитого ресторана «Крыша», закрывавшегося в полночь, разбредалась по Невскому подвыпившая пестрая толпа — от преуспевающих нэпманов до загулявших поэтов и тогда уже чрезвычайно престижных валютныех проституток. Однажды ночью отец увидел, как три милиционера и три вызванных ими дворника пытались посадить на извозчика дородного пьяного мужчину. Он каждый раз давал им обступить себя и схватить, после чего с улыбкой разводил руками — и все шестеро валились на землю. Так повторялось несколько раз, пока вокруг не собралась большая толпа, встречавшая очередную милицейскую неудачу аплодисментами и свистом. Оказалось, что милиционеры сажают в пролетку, чтобы отправить в участок, известного тогда борца — Якубу Чеховского.
Поскольку пост был наружный, и обогреться было негде, отец научился спать стоя, прижавшись головой в угол ниши. При этом быстро затекали ноги. Рядом с углом дома, где находился книжный магазин, со стороны улицы Желябова, за левой створкой ворот отец присмотрел себе большую нишу с деревянным настилом. Обычно в шесть часов утра, когда начиналось движение, он забирался в эту нишу и ложился на настил поспать. Однажды перед октябрьскими праздниками (в Ленинграде в это время обычно красили все двери и ворота, выходящие на улицу) он улегся, как обычно, подремать в нишу. За второй створкой ворот стояли баночки с краской и кистями. Когда отец проснулся, то обнаружил, что его «сторожевые» служебные валенки выкрашены в ярко-красный цвет. Оказывается, мальчишки, шедшие поутру в школу, увидели ноги в валенках, торчащие из-за ворот, и выкрасили валенки вместе с калошами.
Сон у отца в молодости был крепкий. Однажды ночью в квартире случился пожар. Приезжала пожарная часть. Горела стенка, примыкавшая к ванной. Пожарные не могли попасть в кухню, поэтому они прошли через комнатушку, где спал отец, отодвинули кровать со спящим, проникли к месту загорания и ликвидировали пожар. Он даже не проснулся. Только утром удивился, увидев, что его кровать стоит посередине комнаты, на полу лужи, грязные следы и сильно пахнет гарью.
Жил тогда отец на улице Рылеева, близ Литейного, и обычно в свой техникум, располагавшийся на улице Правды, ходил пешком. Трамвай стоил дороговато. Его маршрут был разбит на тарифные участки. Проезд на каждом стоил три копейки, и на поездку иногда надо было тратить 9-12 копеек. Маршрут отца пролегал по Литейному и Владимирскому проспектам, где в те годы процветала бойкая торговля всякой всячиной. Внимание прохожих обращал на себя высокий мужчина, стоявший обычно на углу Литейного и Невского и продававший с лотка пятновыводитель. Вокруг продавца, носившего прозвище «человек-пушка», всегда толпились зеваки, так как он охотно демонстрировал всем желающим действие своего средства. Проходя каждое утро мимо, отец хорошо запомнил всю его рекламу, которую бойкий продавец выкрикивал неподражаемой скороговоркой:
«Японский переваренный мыльный корень — химическое домашнее радикальное средство, необходимое в каждом доме, в каждом хозяйстве. Выводит пятна на шерстяных, диагоналевых френчах, брюках, лайковых перчатках, тюлевых занавесках, коврах и мебели и прочих материалах. Состав дореволюционного времени. Изобретение известного профессора Шуприса, в 1913 году на всемирной выставке в Лейпциге удостоено Первой золотой медали, этой же награды удостоено на выставке в Токио, в 1923 году на промышленной выставке в Москве удостоено хорошего отзыва, хорошей награды. Это каждому доступно и каждому необходимо. Теперь лето, и от пятен никто не может быть гарантирован. Вы купили новое пальто, новый костюм, новое платье, заплатили бешеные деньги, одели один раз, шли по улице, и вам капнули краской с крыши. Или вы задели за колесо извозчика, опрокинули чернильницу на скатерть, ковер, мебель, где образуются громадные пятна. Вам не надо волноваться, торопиться, искать химическую чистку. Приобретая этот состав, вы можете сами вывести любое пятно на любом материале. Выводит пятна винные, масляные, жирные, смолу, деготь, мумию, медянку, а также бриолин, каролин и мазут. Это не какие-нибудь бесполезные притирки и примазки, которые вам будут всучивать всевозможные чертики-водолазики.
