Шерил Коррадо - Философия служения полковника Пашкова
Хотя Латимер описал скорее исключение, крайность, а не норму, эта характеристика хорошо показывает минимальную роль веры в поведении некоторых аристократов, которые считали себя христианами, независимо от своего образа жизни или религиозных привычек. Однако большинство аристократов, как и крестьян (в противоположность интеллигенции), считали своим долгом оставаться верными Русской православной церкви, независимо от своих взглядов или житейского выбора. Одна светская дама, москвичка, писала французу Анатолю Лерой Болье в конце 1880-х гг.: «Что касается религии, то я просто христианка, не привязанная ни к какой деноминации. Я скорее тяготею к протестантизму. Но как русская, я страстно православная»[21]. Другие письменные свидетельства этого времени показывают, что она была не одинока в своих убеждениях[22].
Интеллигенция
Борьба за реформу
В то время как большинство населения казалось равнодушным, если не невежественным относительно социального неравенства людей и резкого разделения на бедных и богатых, лишь малая часть населения очень сильно это ощущала и боролась за социальную справедливость и равенство – народники. Народническое движение родилось после смерти царя Николая I в 1855 году и унизительного поражения России в Крымской войне (1854–1856 гг.), и оно становилось все влиятельнее в борьбе за свободу в 1860-х – начале 1870-х годов. К 1870-м годам настроение народников приняло почти религиозную окраску, когда члены данного движения стали посвящать свои жизни этой борьбе. Зимой 1873-74 гг. петербургская молодежь чувствовала призыв к миссии, и один участник позднее признавал, что это был «род чисто религиозного экстаза, где ни рассуждению, ни разуму не было места». Летом 1874 г. две с половиной тысячи молодых интеллигентов встали на путь, который стал известен как «хождение в народ».
Они стремились образовывать крестьян, вербовать их для «дела» и стряхнуть царский гнет. «С неустанным, героическим стремлением выше всяких похвал, не имея прецедента ни в какой другой стране, они оставляли родственников и друзей, подвергая себя холоду и голоду, ненависти и осмеянию, презрению и оскорблению, они храбро встречали аресты, болезни и смерть, не имея за все это никакого вознаграждения, кроме того, что давала им их совесть… Вера в свою историческую миссию и сознание своей духовной силы поддерживали их», – рассказывает Брандес[23].
Их историческая миссия, однако, провалилась, потому что крестьяне встречали их с подозрением, негодованием и временами – с ненавистью, а то и передавали их полиции. Тысячи оказались в тюрьме за свою деятельность, предпринятую из лучших побуждений. В крестьянских умах сопротивление царю было сопротивлением Самому Богу. Тургеневский рассказ, написанный в апреле 1878 г., описывал менталитет тех многочисленных крестьян, которых энергичные народники хотели «просветить». В рассказе «Чернорабочий и белоручка» показаны два крестьянина, которые с недоверием относятся к новоприбывшему из города, сравнивая его чистые белые руки со своими грязными. Однако руки незнакомца пахли железом. Горожанин объяснил: «Целых шесть лет я на них носил кандалы… Я о вашем же добре заботился, хотел освободить вас, темных людей, восставал против притеснителей ваших, бунтовал… Ну, меня и засадили». Крестьяне в ужасе воскликнули: «Засадили? Вольно ж тебе было бунтовать!». Дальше в рассказе описывается, как народник, уже приговоренный к повешению, снова оказывается объектом обсуждения среди крестьян, которые вовсе не имеют к нему симпатии: «Ну, вот что, брат Митряй; нельзя ли нам той самой веревочки раздобыть, на которой его вешать будут; говорят, ба-альшое счастье от этого в дому бывает!»[24].
Отчаяние
С признанием поражения в 1874 году революционный энтузиазм исчез. Революционер Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский в 1876 г. признался единомышленнице и идеалистке Вере Засулич, что «социализм отскакивает от людей, как горох от стены». Однако не все сдались. Крохотное меньшинство, называемое «нигилистами», решило продолжать борьбу всеми возможными способами, подходящими для свержения династии. По словам Веры Фигнер, «террор… имел целью создать возможности для развития у людей способности служить обществу»[25], и поздние 1870-е годы характеризовались злобой, страхом и многочисленными покушениями, закончившись убийством царя Александра II в марте 1881 года[26]. Волна убийств, включающая попытку Веры Засулич в 1877 г. убить градоначальника генерала Ф. Ф. Трепова, убийство в августе 1878 г. шефа жандармов генерала-адъютанта Н. В. Мезенцева, и четыре покушения на жизнь царя привели к тому, что город стал жить в страхе и отчаянии, а царь не мог передвигаться в собственной столице без сопровождения[27]. «Кампании терроризма… удалось сорвать нервы русским министрам». «Как в лихорадке больной бьет доктора и сиделку… так и Россия в бреду подавленной лихорадки нигилизма била по-дикому любого, чья тень действовала ей на нервы»[28].
Одной из причин популярности нигилистского движения было то, что оно набирало студентов, тогда беднейшую часть населения. Отдаленные от семьи, без средств к существованию, они часто не имели и хлеба насущного. Хозяину-нигилисту, пригласившему студента к себе пообедать, был гарантирован последователь. Один петербургский доктор рассказывал, как двенадцать беднейших студентов согласились пообедать в одном доме на Васильевском острове. Власти прервали это собрание и арестовали всех присутствовавших, хотя вскоре освободили их. «Все стали нигилистами, хотя никто из них прежде не был даже недовольным!»[29].
Атеизм
В то время как крестьяне и аристократы оставались, по крайней мере, по названию православными, интеллигенция была откровенно мирской. Имея «религиозные чувства без религиозной веры», она сделала движение своим богом, а равенство – своей религией. Если ранние революционеры пытались опереться на крестьян и их веру, то к 1870-м гг. «просветители» описываются как «упрямые рационалисты, позитивисты, материалисты и нерелигиозные, если вообще не воинствующие атеисты». Они рассматривали веру как препятствие и вместе с революционной агитацией стремились обращать людей в неверие. Один семнадцатилетний студент объяснял: «Мы выше всего ставим науку, она освобождает»[30]. Если светская дама считала своим патриотическим долгом оставаться «страстно православной», интеллигенция не видела противоречия между патриотизмом и атеизмом.
Русская православная церковь
Долгая история
В стране, которая была христианской почти 900 лет (после насильственного крещения Руси в 988 г.), церковь играла заметную роль в социальном, политическом и религиозном волнении 1870-х гг. Хотя некоторые группы в церкви были живыми и процветающими[31] и у крестьян не было недостатка в религиозных чувствованиях, наблюдатели временами делали вывод, что это происходило не благодаря усилиям официальной иерархии и обрядам государственной церкви, а вопреки им, несмотря на них. Даже члены семей священников часто были неверующими, и непропорционально большое число атеистов среди интеллигенции были сыновьями священников[32].
Западные наблюдатели с трудом понимали русскую религиозность. Один из них прямо говорит в 1873 г. после посещения Петербурга: «Нравственность и интеллектуальная жизнь, культура и прогресс правящих классов, как правило, совершенно не испытывают влияния православия, и мертвость, скука этой церковной общины, погруженной в пустую формальность, совершенно не внушает никому беспокойства ни о религии, ни о ее служителях»[33]. Стед в 1888 г. выразил подобное чувство: «Служители церкви, как правило, не озабочены мирскими делами… Служение человека – это вопрос, который они часто предпочитают не замечать[34].
Однако не только иностранцы критиковали русскую церковь. Русский князь выразил свое удивление: «Самая странная анархия преобладает в русской церкви… Можно отрицать важнейшие догмы, но если вы не оставляете церковную общину, вас не исключат»[35]. Граф Лев Толстой, отлученный от церкви Святейшим Синодом в 1901 году, резко критиковал то, как церковь учила. Комментируя непонимание крестьянами Троицы, о чем говорилось выше, он заметил: «Самая первая догма христианской религии… это учение о Троице. 900 лет крестьянство находилось в абсолютной власти церкви, и… ни один крестьянин из десяти (а может, даже и из сотни) даже понятия не имеет, каково учение церкви о Троице». Новгородский крестьянин, как рассказывают, заплакал, впервые услышав послание Евангелия: «Как же это так, что мы ничего подобного раньше не слышали? Мы знаем имена некоторых святых, потому что в их дни у нас проходят ярмарки; но мы никогда даже не слышали, что Христос пришел на землю, или же мы никогда не понимали, что это означает. Мы рождены во тьме, мы живем во тьме и мы умираем во тьме, и никому до этого нет дела!». Даже верный адъютант царя Петр Андреевич Шувалов обратился к немецкому реформатскому пастору Герману Дальтону за духовным руководством в связи со смертью невестки, а не к местному православному священнику[36].
