Владимир Казаков - Жить не напрасно
– Приходи обязательно, – сказал Павел, – я буду летать для тебя.
Чем-то занялась по дому и потеряла счет времени. К началу я опоздала и не видела полетов. После конца демонстрации вернулась домой. Приходит Павел, спрашивает:
– Видела?
– Нет.
– Не ходила совсем?
– Пришла, когда вы уже не летали. Извини, Павлик.
– Эх ты, а я всю публику уложил на землю! Сейчас бегу, для меня готовят гауптвахту. Приходи к штабу, я буду сдавать там оружие.
Оказывается, он делал фигуры так низко, что публика в страхе падала. Люди боялись поднять головы, только вихри крутились над ними да пыль.
Павел ушел. Я собралась с силами, приоделась и отправилась к зданию штаба авиаотряда, где он поджидал меня на улице. Показал желтый листочек – записку на арест.
Пришли, сопровождаемые дежурным командиром и красноармейцем на гауптвахту, спустились в подвал. Небольшое помещение выглядело просто – одноярусные нары, столик, большое светлое окно, – но чисто, пожалуй, уютно, на мой взгляд. На окошке даже решетки не было.
– А тут терпимо! – удивляюсь я.
Но Павел вынул из кармана перочинный ножик, приподнял угол матраца на деревянной лежанке, поковырял лезвием в щелке меж досок и категорически заявил:
– Клопы! С ними сидеть не буду!
– Придется, – сказал дежурный командир, усмехаясь.
– Вы забыли о приказе командующего ВВС по этому вопросу, – резко произнес Павел.
– Так и вы забыли о приказах, когда куролесили в воздухе!
– Не следуйте дурным примерам!
Дежурный шагнул к нему, громко приказал:
– Кобуру с ремня снять! Все, что в карманах, на стол!
Павел хмыкнул и не торопясь направился к выходу. Дежурный с красноармейцем пытались задержать его за руки. Вот когда я увидела, что может сделать среднего роста мужчина, если он силен и достаточно уверен в себе. Павел как-то резко развернулся – и те двое посыпались в разные стороны, а я, подтолкнутая падающим красноармейцем, полетела в темный коридор. Упала на что-то мягкое. Пошарив в темноте руками, Павлик извлек меня на свет и, взяв под руку, повел со двора. Дежурный вслед кричал:
– Вернитесь! Назад! Стрелять будем!
Павел даже не обернулся. Мне сказал:
– Отправляйся домой, а я заверну в штаб, потребую перевода из этой части. Добиваюсь давно, теперь переведут с удовольствием.
– А тебя не накажут?
– Добавят суток трое обязательно…
Добавили пять. К тому времени меня уже выгоняли из школы. Директор узнал о моем замужестве и решил немедленно удалить меня из школы, дабы другим ученицам неповадно было вступать в ранний брак. Я сопротивлялась, как могла. До окончания школы чуть больше месяца, неужели уходить? Директор настаивал, я не подчинялась, ходила на занятия.
А тут перевод Павла, говорит – в Новороссийск. Нужно сдавать экзамены экстерном. Вместе с Павлом сидим ночами, учим, потом ходим по квартирам учителей. Павел заговаривает их, кормит болгарскими мандаринами, даже если они не хотят их есть, у него хорошо получается. С грехом пополам закончили с занятиями.
Спешно готовимся к отъезду в Новороссийск. Мама собрала мне чемодан с приданым. Из своих вещей он что-то продает, расплачивается с теми, кому должен. И пакует, им построенный маленький самолет-авиетку.
Интересно, что делал бы Павел, живи он в давние времена? Наверное, хорошо стрелял бы из лука и мчался на свирепых скакунах. В общем, в прошлом я его видела воинственным скифом. На лошадях он классно джигитовал и в нашу эпоху.
Как-то на городском футбольном поле состоялись конные состязания. Мы пошли смотреть. Объявили выступление командира кавалерийской части. Он должен продемонстрировать прыжки на лошади через барьер, свитый из хвороста, потом через ров с водой.
Командир скачет на рослой поджарой кобылице. Публика встречает всадника одобрительным гулом. Галоп. Барьер приближается, и… рыжая лошадь встает на дыбы и кружится на месте. Снова разгон, прыжок, барьер валится – лошадь сбивает его копытами. Всадник нервничает, дергает лошадь. Та горячится, не подчиняется поводам, от ямы с водой уходит в сторону.
Третья попытка взять препятствие также кончается неудачей. Зрители тихо переговариваются. Неловко и публике и герою скачек.
Всадник, красный от стыда, соскакивает с лошади.
Мой Павел срывается с места, подбегает к огорченному наезднику, просит разрешения сесть на рыжую кобылу, попытать счастья.
Командир сначала отказывает, но, видя, что публике очень хочется увидеть летчика в морской форме на лошади, раздраженно бросает:
– Берите чертову куклу, ничего у вас с ней не получится! С ней работать еще надо.
Павел обнял храпевшую лошадь за шею, огладил её, потом мигом взлетел в седло и проехал два круга шагом. Тихо «беседовал» с возбужденным животным, похлопывал лошадь по крутой шее. Потом постепенно разогнал, и она в благодарность мягко перенесла его через барьер, а затем и через водное препятствие.
На трибунах было удивительно тихо. Павел повторил прыжки.
Что тут началось! Толпа кричала, вопила, рукоплескала:
– Браво, летчик! Силен, морячок!
Муж оставил лошадь, поднял с земли фотоаппарат, снятый с плеча перед скачкой и, дружески распрощался с командиром-кавалеристом.
– Будь добрее к ней, командир, она в беде не подведет…
Вечером я узнала от Павла, что в гражданскую войну он был лихим рубакой в дивизии Павла Дыбенко2, где комиссаром была Александра Коллонтай3 и воевал на Южном фронте. Сформировав дивизию, Дыбенко сменил морской бушлат на черкеску, а Павел расстаться с бушлатом и бескозыркой не захотел, считая, что в стремительной конной атаке моряк на лошади вдвое страшен врагу. Павел вспомнил вот такую же рыжую лошадку, которая, сама умирая, спасла ему жизнь.
Случилось это так: вырвавшись вперед и будучи отсеченным от своих конников, очутился он среди десятка злых гайдамацких сабель, и острая сталь, свиснув, прошла на дюйм от затылка. Лошадь в это время взбрыкнула, и сабля, не потеряв силу замаха, отрубила ей хвост по самую репицу4. Обезумевшая лошадь дикими скачками вынесла всадника из неравной схватки, принесла к своим и тут же рухнула, обескровленная. Павел, как погибшему другу, закрыл ей глаза, поцеловал в ещё теплый храп5.
Рыжая лошадь на футбольном поле напомнила мужу его храбрую боевую лошадку. Может быть, эту историю и прошептал он в лошадиное ухо перед тем, как взять барьер…
В этот же вечер я узнала многое из его жизни.
Дедушку Павла выслали в Сибирь за участие в восстании польских патриотов 1863 года. Там он обосновался с женой, тоже полячкой. Их сын, Игнатий Осипович Гроховский, окончательно прижился в России, переселившись поближе к городу Тверь, в Осташково, где и встретил Анастасию Власьевну, ставшую его женой.
У них было уже шестеро детей, и все мальчики, когда родился Павел. Произошло это на станции Вязьма, где тогда начальником работал отец.
Он ждал девочку, поэтому, когда ему сообщили о рождении еще одного сына, ответил грубо, отмахнувшись:
– Пошли к черту с вашим сыном!
Дочку он все-таки дождался, Катеньку, самая младшенькая была самой любимой в семье.
Из восьми детей у Гроховских осталось в живых только четверо – Павел, два его брата и Катя.
В Твери Павел окончил четырехклассную школу и перешел в реальное училище, но пробыл там всего два года. Жизнь заставляла работать, и, уехав в Москву, он стал учеником аптекаря.
В 1917 году записался добровольцем в Ревельский отряд революционных моряков. Защищая Петроград, участвовал в боях под Пулковом. Служил рядовым матросом в Особом береговом отряде при Народном комиссариате по морским делам, когда наркомом стал Дыбенко. Этот отряд нес вахту по охране Москвы, и командовал им бесстрашный Николай Антропов. С 1919 года Павел – коммунист. Всю гражданскую войну сражался в составе красных частей под командой Павла Дыбенко, потом Ивана Кожанова.
Коробка маузера у Гроховского была красной, сам покрасил, чтобы ни у кого не возникало сомнения, на чьей он стороне. Любил поплясать, читать стихи и петь у костров на бивуаках – и вдруг исчезал среди общего веселья, и мало кто знал, что он напросился в разведку.
В пеших атаках под пулями не ложился. В конных – не оглядывался назад. В одном из таких боев, грудь в грудь, и вынесла его из рубки рыжая лошадь.
В двадцать лет выбрали Павла командиром роты. Оказалось, что, кроме горячего сердца, у парня есть еще и «царь в голове». Дыбенко, обсуждая со штабными какую-нибудь хитроумную операцию против белого воинства, нередко сажал рядышком с собой Павла. И когда решение было принято, выходил с ним полюбоваться звездами.
– Ну как, комроты, правильно мы накумекали? Скажи пару слов.
Честолюбивый Павел зря рта не раскрывал, говорил только по делу.
