Том Бауэр - Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна
Экклстоун пережил немало подобных покушений, но всегда помнил истину: «Не верь тому, кто кричит о своей честности».
Прямо от трапа Бриаторе и Экклстоуна доставили к вертолётному терминалу. Расплачиваясь, Экклстоун вытащил толстую пачку купюр в 500 евро. Продавцу билетов повезло: Берни никогда не берёт сдачи. Шесть минут полёта, короткая поездка на катере, и вот их уже приветствуют семнадцать человек команды «Форс блю».
Через три дня, накануне гонки, Флавио Бриаторе с тридцатилетней женой и бывшей моделью «Уандербра» Элизабетой Грегорачи устроили на борту своей яхты званый ужин на семьдесят персон. Среди гостей — постоянные герои светской хроники. Борис Беккер, Тамара Беквит, Ник Кэнди и Гога Ашкенази регулярно появляются на страницах глянцевых журналов. Гонщик «Рено» Роберт Кубица порадовал Бриаторе — явился пропустить бокальчик в цветах команды. Бриаторе озолотила именно «Формула-1», и теперь он хочет вернуться. Однако Мосли приглашение отверг.
— Флавио дал неудачное интервью одной итальянской газете, — пояснил он из своей квартиры в Монако. — Заявил журналисту, что он, мол, меня прощает.
Бриаторе тоже не желал брать назад свои колкости, считая, что из-за Мосли лишился денег и репутации. В итоге Мосли отправился на пришвартовавшийся неподалёку «Мальтийский сокол», где в тот же вечер собирал гостей его преемник на посту президента ФИА (Международной автомобильной федерации) Жан Тодт. Среди восьмидесяти приглашённых Тодтом на борт самой большой в мире частной парусной яхты были Михаэль Шумахер и другие звёзды «Формулы-1».
В полночь Бриаторе повёз горстку избранных в свой клуб «Миллиардер» в Монте-Карло. Столик там стоил до 10 тысяч евро за вечер, но зал всё равно оказался почти полон — с учётом финансового кризиса это несомненный успех.
Всего через неделю «Форс блю» была арестована полицией в итальянских территориальных водах, а Бриаторе обвинили в неуплате налогов на общую сумму в 4,5 миллиона фунтов. Мосли не стал ему сочувствовать.
Экклстоун вёл себя как настоящий прагматик. В этих кругах ущемлённое самолюбие — обычное дело. Находясь в Монако, он постоянно улаживал конфликты, решал проблемы, а заодно договаривался о поставке шин на следующий сезон.
Часто именно шины выигрывают или проигрывают гонку. Последние двенадцать лет команды «Формулы-1» ежегодно брали у японской компании «Бриджстоун» порядка 30 тысяч покрышек на общую сумму около 40 миллионов долларов — совершенно бесплатно. Взамен производитель получал рекламу в ходе гоночных трансляций на сотню с лишним стран и благодаря ей добился всемирного успеха. В 2009 году менеджмент «Бриджстоуна», пресытившись маркетинговыми достижениями, решил разорвать контракт. Свои услуги предложили сразу три поставщика: «Мишлен», «Пирелли» и «Эйвон» — но уже небезвозмездно. Несколько недель назад Жан Тодт от лица команд пообещал французской корпорации «Мишлен» 3 миллиона долларов за комплект шин на весь сезон. Экклстоун подозревал, что Тодт благоволит «Мишлену», поскольку его сын рассчитывал создать собственную гоночную команду. Сам Берни относился к Тодту с прохладцей и не поддерживал его избрание. Находясь в Монако, он договорился с «Эйвон» о цене в 1,5 миллиона и одновременно добивался выигрышного предложения от «Пирелли».
— Решать вам, а не Тодту, — сказал Берни руководителям команд. — Предоставьте это мне, — потребовал он своим привычным южнолондонским говорком. В этой битве он не собирался уступать. — Тодту я проигрывать не намерен, — заверил Экклстоун.
Берни управляет делами «Формулы-1» с 1974 года. Умение торговаться у него в крови — тут Экклстоуну вообще мало равных. Договориться о поставке 200 комплектов резины на команду — дело само по себе плёвое, но удачная сделка для него как кислород. Перед отъездом Берни из Монако представитель «Мишлен» пообещал снизить цену вдвое, после чего в моторхоум зашёл глава «Мерседеса» Норберт Хауг и выступил в поддержку этого соглашения. Однако Экклстоуну хотелось большего. Любая, даже мизерная экономия, помноженная на миллиардный годовой бюджет «Формулы-1», укрепляет его господство. Каждый день он в одиночку выслушивает требования двенадцати команд, девятнадцати автодромов в восемнадцати разных странах, а также бесчисленных спонсоров, сотни с лишним вещательных компаний и спортивных организаций — добиваясь на выходе идеального зрелища. При этом Экклстоун почти никогда не досматривает гонку до конца.
Гонщики прошли только половину дистанции, а Экклстоун уже вышел из моторхоума, попрощался со всеми, кто толпился в у входа в его персональную столовую, — в том числе с Ники Лаудой — и направился к вертолётной площадке. Не желая угодить в толпу зрителей, он никогда не дожидался клетчатого флага. Уже через двадцать минут Берни раскинулся в мягком кожаном кресле «фалькона», изучая в «Обсервер» материал, подготовленный к старту Гран-при Монако. Прямо под заголовком «Герои рождаются на улицах, где смерть ждёт за каждым поворотом» расположилась зернистая чёрно-белая фотография гонки 1957 года. Группу из восьми машин возглавлял легендарный аргентинец Хуан Мануэль Фанхио.
— Две «феррари», вот эта «мазерати» и «лянча» — теперь мои, — гордо указал Экклстоун на фотографию, где старые машины проносились мимо давным-давно разрушенных зданий.
Экклстоун всегда с тоской вспоминал «те времена» и свою коллекцию из восьмидесяти винтажных болидов «Формулы-1», выставленную, словно в музее, в одном из ангаров Биггин-Хилла.
«Фалькон» шёл на снижение над устьем Темзы, направляясь к своему персональному аэродрому, а Экклстоун смотрел на Дартфорд.
— С тех пор как уехал, ни разу туда не возвращался, — заметил он. — Незачем. — Он чуть помедлил и ещё ближе придвинулся к иллюминатору. — Вот это был мой дом. И тот тоже…
Он замолчал. Немногие живые свидетели того, как начинался путь Экклстоуна к вершине, теперь вполголоса поминают жертв его блестящей карьеры.
— Я не ангел, — признаёт Берни.
Время сгладило острые грани, однако стальной сердечник никуда не делся.
Направляясь из аэропорта Биггин-Хилл домой, в Найтсбридж, Экклстоун задумался уже о следующем, стамбульском, этапе. Он вдруг понял, что моторхоум придётся везти из Монако через всё Средиземное море.
— Пустые траты, — спокойно заметил Берни.
На заднем сиденье джипа расположился Паскуале Латтунедду — уроженец Сардинии, которого нашла для Берни его бывшая жена Славица. Он в мгновение ока связался с австрийцем Карлхайнцем Циммерманом — «хозяином» моторхоума.
— Автобус должны доставить из Италии в Стамбул, — объяснил Циммерман.
— Мистер Э. передумал, — сказал Латтунедду.
Берни Экклстоун с самого рождения умел считать деньги.
2.
Азартные игры
Родители Берни Экклстоуна никогда ничего не праздновали. На Рождество они не дарили подарков, не собирались за столом всей семьёй, а Берта Экклстоун ни разу не устраивала торжества в день рождения сына. Всё изменилось, когда семья перебралась на юго-восток Лондона и ему исполнилось восемь. 28 октября 1938 года сестра матери тётя Мэй испекла торт, приготовила сандвичи и позвала в гости соседей. Ошарашенный Бернард убежал и бродил по Дартфорду до темноты.
«Они из-за меня беспокоились», — понял он, когда всё же вернулся домой.
За прошедшие с того момента 72 года азартные игры, сделки и схватки принесли ему не меньше 4 миллиардов фунтов, но Бернард Чарльз Экклстоун никогда не отмечал свои жизненные вехи и достижения.
Собираясь субботним утром за чашечкой кофе в «Фортнум-энд-Мэйсон» на Пиккадилли, его давнишние дартфордские друзья: букмекер, портной, тренер скаковых лошадей и девелопер (всем уже хорошо за семьдесят) — часто обсуждали, был ли их товарищ по-настоящему счастлив. Забыв про самолёты, роскошную яхту, особняки в Челси и по всей Европе и миллиарды в банке, они ловили хоть какие-то проявления чувств в колючем говорке своего приятеля, похожего на ёжика с седой чёлкой и в тёмных очках. Все соглашались, что Берни не забыл свои корни — однако про счастье никогда не упоминал.
Он появился на свет 28 октября 1930 года в саффолкской деревушке Сент-Питер и привыкал к тяготам с самого рождения. Сидни Экклстоун, низенький и скромный двадцатисемилетний рыбак, ходил в Северное море за селёдкой и макрелью на ветхом траулере «Элнет» из Лоустофта, зарабатывая сущие гроши. Домом заправляла его двадцатитрёхлетняя жена Берта, которой помогала живущая по соседству мать Роуз Вестли. Супруга требовала, чтобы в день получки Сидни приносил ей всё до последнего пенни. В «Хок-хаусе» — так назывался их дом — не было ни туалета, ни водопровода, зато в его прочных стенах царила строжайшая дисциплина в вопросах финансов, чистоплотности и морали. Для жителей деревушек в окрестностях Южного Элмхема, соединённых лишь узкими просёлками, бегущими по пшеничным полям Саффолка, изоляция была в порядке вещей. Ещё в 1928 году буря выбросила «Элнет» на берег, и больше ничего интересного не случалось до самого рождения Бернарда. С тех пор Сидни мечтал оставить тяжкое ремесло моряка.
