Наталья Муравьева - Беранже
Они, эти «девицы», заранее представляют, как будут махать платками, приветствуя «друзей-врагов», вступающих в Париж…
Отгремела решающая битва при Ватерлоо. Французские армии разбиты. Наполеон в плену у англичан, сослан на далекий остров в океане. И снова, как год назад, враги топчут Францию. В Булонском лесу — лагерь англичан, в Люксембургском саду расположились пруссаки. Париж отдан на разграбление Блюхеру и Веллингтону. С ужасом узнает Беранже, что лорд Веллингтон собирается перевозить в Англию сокровища Лувра.
Поднявшие головы роялисты могут радоваться: монархия Бурбонов реставрирована вторично. Под покровительством чужеземцев роялисты именем короля расправляются со всеми, в ком видят своих политических противников. Резня, казни, белый террор свирепствуют во Франции.
* * *А на обедах «Погребка» в Роше де Канкаль как будто ничего не переменилось. Все те же сплетни и пересуды за обедом, а за десертом игривые песенки. По-прежнему ослепительны улыбки собутыльников и неуемны аппетиты сотрапезников.
Говоря по правде, большинству из членов «Погребка» безразлично, кто сидит наверху, лишь бы им самим не мешали петь и пить. Беранже коробит от той легкости, с которой коллеги его по «песенной академии» готовы менять свои политические принципы и симпатии.
Ему уже и раньше многое не нравилось в обычаях и тоне «Погребка». Однажды Беранже получил письмо от Балена — хозяина Роше де Канкаль — с приглашением к обеду. Решив, что Бален хочет на славу угостить его, как секретаря «Погребка», хорошо справившегося со своими обязанностями, Беранже явился в назначенный час. Он увидел, что Балена за столом почему-то нет, а вместе с некоторыми членами «Погребка» обедают какие-то совершенно незнакомые люди. Беранже бросился к очагу, где орудовал Бален, и потащил его к столу. Тот упирался, а все присутствующие с недоуменными улыбками взирали на эту сцену. После обеда Дезожье, отведя Пьера Жана в сторонку, объяснил, что приглашение исходило вовсе не от самого Балена, аот этих незнакомцев. По обычаям «Погребка» клиенты Роше де Канкаль, заказывая за несколько дней вперед меню обеда или ужина, могут пригласить к столу за определенную плату и песенников.
— Как? Значит, песенника можно «заказать», как индейку, трюфели или какую-нибудь редкую рыбу? — воскликнул возмущенный Беранже.
Дезожье рассмеялся.
— Так знай же, недотрога, многие наши товарищи жалуются, что их недостаточно часто приглашают. Бален мог бы подать сегодня блюдо не такое кислое, каким оказался ты, неблагодарный.
После этой неудачной пробы Бален, однако, больше не осмеливался «подавать» Беранже в виде угощения клиентам.
На своих сборах члены «Погребка» обычно воздерживались от разговоров о политике.
— Довольно, довольно! Надо отдохнуть! Поперек горла у всех стоит эта политика! — кричали они, если кто-нибудь заводил речь о положении Франции, о последних событиях. — Наше дело — петь и смеяться!
«Довольно политики!» — так назвал Беранже свою новую песню и все-таки пропел ее как-то на очередной сходке «Погребка».
Он пел о том, что поэт не станет больше докучать милой собеседнице, читая в ее салоне стихи о судьбах родины:
Пускай в бреду страна родная
И враг свирепствует все злей —
Не огорчайтесь, дорогая,
Не будем говорить о ней!
Контраст взволнованных, полных любви и сдержанной скорби строк о былой славе и нынешних бедах Франции с равнодушно-беззаботным рефреном «Не огорчайтесь, дорогая…» особенно усиливал впечатление от этой песни с ее колкой иронией и гражданской болью.
В «Погребке» вежливо поаплодировали и заговорили о другом, но в парижских предместьях песня имела успех, неожиданный для автора.
«Песня «Довольно политики!» сильно отличается по тону и настроению от «Моей, может быть, последней песни», которая была написана год назад при подобных обстоятельствах», — признавал сам Беранже.
Тогда он, обеспокоенный несчастьем родины, пытался найти утешение в смехе и шутке «назло врагам». Теперь же беспокойство уступает место негодованию, веселая шутка — едкой сатире.
«Успех этой песни укрепил автора в мысли, что народ, переживший революцию, научился разбираться в происходящих событиях», — напишет потом Беранже в примечании к песне «Довольно политики!». Поэт понял, что «жанр, который должен дать выражение духа народных песен, обязан передать все оттенки, чтоб удовлетворить народным чувствам. Восхваление любви и вина должно быть не чем иным, как рамой для идей, выразительницей которых с этих пор становится песня».
Да, только теперь, после пережитых вместе с народом катастроф, после жестокой внутренней встряски, только теперь, когда он ощутил и осознал себя живой неотделимой частицей своего народа, его голосом определился окончательно путь Беранже в поэзии.
Прихотливая тропка, на которой он стремился найти когда-то душевный отдых и ощущение внутренней свободы, превратилась в большую дорогу его творчества и бесконечно раздвинулась.
Беранже один из немногих поэтов, который в эпоху расцвета книгопечатания приобрел славу в массах, не издав ни одной книги. Только в 1815 году он впервые задумал издать сборник своих песен: хотел заработать этим изданием хоть немного денег. Несмотря на все возраставшую известность, он оставался таким же бедняком, каким был в начале своего поприща, даже, пожалуй, еще беднее, так как перестал получать академическое жалованье, передав пользование им тестю господина Люсьена, нуждавшемуся в деньгах.
Сборник, озаглавленный «Песни нравственные и другие», вышел в конце 1815 года. Беранже включил сюда прежние песни, написанные им в годы империи, и те из новых, которые были далеки от политики. Осторожные друзья посоветовали ему обойти молчанием опасные темы. Ни одной из политических сатир, ни одной из тех песен, которые касались больших национальных событий, пережитых Францией в последние годы, не вошло в эту книгу. Здесь царят и блистают дружба, любовь, жизнерадостный смех и вольная шуточка.
Первая книга песен Беранже оказалась как бы прощанием автора со своим прошлым.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МАРКИЗЫ, ПАЯЦЫ, ИУДЫ…
Длинный январский вечер казался друзьям чересчур коротким: о стольком надо было вспомнить, переговорить. Неизвестно, когда они свидятся следующий раз. Назавтра Арно, внесенный в «рескрипционные» списки как «враг монархии», должен покинуть пределы родины.
Беранже проводил его до городка Бурже, который стал после второй Реставрации пограничным: дальше начиналась зона, оккупированная иностранными войсками.
