Илья Пешкин - Аносов
VII. О ЧЕМ ПОВЕДАЛ МИКРОСКОП
Свой «Журнал опытам»39 Аносов начал в марте 1828 года. Одновременно он продолжал «охоту» за новыми образцами булата и литературой о булатах.
Однако нигде ему не удалось найти описания методов производства булата. Перед исследователем стояла задача — разработать технологию производства этого редкого и драгоценного вида стали.
«Сведения наши о приготовлении булатов в Азии, — писал Аносов впоследствии в своем труде «О булатах», — столь ограниченны, что в них нельзя найти руководства. Вот существенный из них: а) по свидетельству шведского путешественника Шведенборга, японцы приготовляют сталь из железа, лежавшего долгое время в воде… б) Тавернье, в «Путешествии по Персии», упоминает, что булатная сталь получается из Голконда в виде малых хлебов, рассеченных пополам… Магомет Али описал приготовление персидской булатной стали следующим образом: железо употребляют доставляемое из гор, но неизвестно, каким образом оно приготовляется… Способы получения булатов не одинаковы в самой Азии, — указывает далее Аносов, — ибо, очевидно, одни из них составляют медленно охлажденные сплавки, а другие — металл, подобный литой стали»40.
Еще меньше сведений можно было почерпнуть из опыта европейских металлургов. Они в этом деле очень мало успели.
«Попытки металлургов и художников, старавшихся приготовить булат, подобный древнему, — замечает Аносов, — не имели также положительных успехов. Европейских булатов высокого достоинства мне видеть не случалось, и все, что писано было об этом предмете, не заключает в себе удовлетворительных сведений…»
Свои неудачи европейские мастера прикрывали шумной рекламой о якобы достигнутых ими успехах, многословными трактатами, которые не содержали ни йоты достоверного.
«Ни в одном из трактатов о булате, — отмечал далее Аносов, — нет истинного основания — достижения совершенства в стали».
Аносов объясняет и причины этого. Европейцы подходили к решению сложной научной и технической задачи чисто эмпирически. У европейских металлургов заметно ощущался «недостаток химических познаний», поэтому они и оставались «в недоразумении относительно достоинства его», то-есть булата.
Аносов решил прежде всего сделать химический анализ различных булатов. Оказалось, что состав булатов с разными свойствами был почти одинаковым. Вопрос еще более осложнялся, но Аносов не отступил.
«Поиски химиков, — подчеркивает Аносов, — не могли обнаружить в нем (булате. — И. П.) существенной разницы от стали. Это зависело, впрочем, не от недостатка в тщательности разложений, но главнейшее от недостатка в самой науке. Химия, несмотря на быстрое совершенствование, не достигла еще науки точной, и многое осталось для нее тайной природы».
Хотя анализы не дали ответа на вопрос, Аносов не сомневался, что в состав разных булатов в ничтожных количествах входили и различные элементы, которые оказывали то или иное влияние на физические свойства и структуру стали.
«…если сталь при медленном охлаждении не получает узоров настоящего азиатского булата, то не ясно ли это доказывает, что состав булата различен от стали?» — таким был вывод из анализов различных сортов булата, которые Аносов сделал раньше, чем приступил к опытам плавки булата.
Но Аносов не забыл и других сторон дела. В план своих работ он включил и исследования условий затвердевания металла. Аносов уже давно заметил, что сталь, затвердевшая в тигле, существенно отличается по своему строению от стали, вылитой в форму (изложницу).
Правила разливки, которые он ввел для приготовления литой стали, конечно, имели прямое отношение и к булату. Собственно говоря, трудно отделить эксперименты Аносова по производству булата от его опытов по литой стали. Это была одна и та же работа, которая как бы разветвлялась на два ручья.
В то время как Горный департамент и министерство финансов дорого оплачивали разные сведения о методах производства булата, в Златоусте без шума приступили к опытам, которые имели огромное значение не только для русской металлургии, но и для развития металлургического производства во всем мире.
Первые опыты еще не принесли нужных результатов. Это была как бы разведка, и она давала основания рассчитывать на успех. Так, в примечании к восьмому опыту Аносов записал: «по вытравке слабой серной кислотой на ней (т. е. на стали) оказались узоры».
Сталь, полученная в результате следующих опытов, также давала узоры, отдаленно напоминавшие булаты, правда низких сортов. В примечании к пятнадцатому опыту Аносов записал, что «узоры явственнее прежних, но различны от булатных».
Удачным был восемнадцатый опыт. Клинок, откованный из полученной в эту плавку стали, обладал хорошими качествами и выдержал установленные пробы. «По вытравке на нем оказались местами мелкие желтоватые узоры, а местами облачные светлые». Клинок из этой стали подарили приехавшему в Златоуст путешественнику, естествоиспытателю Гумбольдту, о чем он и сообщал Канкрину.
Первые опыты убедили Аносова в том, что различные европейские ученые, пытавшиеся плавить булат, односторонне подходили к делу, что они недооценивали уровень культуры, на который была поднята древняя металлургия.
Так, известный английский ученый Фарадей искал секрет булата в посторонних примесях к железу. Он сделал химический анализ индийского вуца и обнаружил в нем алюминий. Затем Фарадей сплавил английскую сталь с железом и алюминием и получил металл, внешне похожий на вуц. После этого английский ученый стал прибавлять к железу серебро, платину и заметил, что полученные сплавы тверже обыкновенной стали. Особенно хорошие свойства показал «сплавок» с платиной. Из всего этого Фарадей сделал вывод, что узоры вуца зависят от присутствия в этой стали примесей в виде алюминия, серебра или платины.
Аносов внимательно следил за опытами Фарадея и проверкой его выводов занялся еще до получения специальных указаний из Петербурга. Выводы английского ученого показались Аносову недостаточно обоснованными, а его взгляд на булат — несколько упрощенным.
Во время десятого опыта Аносов употребил пять золотников[21] платины, а во время пятнадцатого — уже десять золотников платины. Наблюдения привели его к следующему выводу: при увеличении количества платины «узоры сделались еще явственнее, но расположение их было, очевидно, различно от булатных».
Касаясь этого периода первоначальных опытов, Аносов писал:
«В 1828 году, когда сделались известными результаты исследований Фарадея и когда обретена была платина на Урале в огромном количестве, министр финансов, граф Егор Францевич Канкрин, поручил горному начальству повторить опыты Фарадея. Исполнение этого поручения возложено было на меня.