Анатолий Эйрамджан - С миру по нитке
– Для собаки нужно писать специальный сценарий, – сказал я уверенно.-Просто так собака не может появиться. Собака –почти что человек для сценария. И попугай, если он говорящий, тоже.
– Согласен, – сказал художник. – А рыбки, они ведь молчаливые.
– Поговорите с режиссером, – подумав, дипломатично сказал я. Чем-то мне рыбки не нравились. Не вписывались они в мой сценарий, даже будучи немыми.
А режиссер мне сказал:
– Старик, у тебя в сценарии очень много объектов, – директор прав! Много шипящих и свистящих звуков – права звукооператор. Оператору нужно показать свое мастерство – придумай поэтическую сцену – он красиво снимет, можно даже с вертолета, и что-нибудь надо сделать трагическое с главным героем – у композитора есть блестящая музыка – я рыдал, когда слушал.
Должен сказать, что работая на этой картине, я впервые попал в кардиологическое отделение больницы.
Теперь, став режиссером, я понял, что не могут быть одновременно правы и сценарист, и директор, и монтажер, и звукооператор, и художник, и композитор, и режиссер. Прав может быть только один человек – режиссер! Он в конце концов отвечает и за художника, и за композитора, и за шипящие и свистящие, и за объекты и монтаж – за все! И если режиссеру не хватает мозгов, таланта и знаний во всем этом разобраться – фильм получается плохим.
На первых моих фильмах художником по костюмам и художником–постановщиком работал очень известный и модный в тусовочной среде художник – он, в самом деле, был талантлив, мог из ерунды подручной сделать костюм маркизы Помпадур или малозаметной деталью придать нужный эффект интерьеру. И, главное, он обладал неиссякаемой энергией на выдумки – предложения от него сыпались как из рога изобилия. И мне стоило большого труда успевать отделять то, что на пользу картине, от того, что может быть ей во вред.
Так, однажды он предложил в квартире главного героя все книжные полки собрать посреди комнаты и сделать с их помощью что-то вроде мавзолея (по конструкции). На все мои вопросы, а как герой будет брать книги с этих полок он отвечал, что это не важно, главное, что это подчеркнет неординарность характера главного героя. Я наотрез отказался, считая, что вместо заурядного бабника, каким представлялся мне мой герой, я получу закомплексованного психа.
Канареек, рыбок, попугаев и собак вы не увидите ни в одном из моих фильмов. Они могут появиться лишь в том случае, если будут заявлены в сценарии.
Операторы постоянно предлагают мне съемки с помощью кранов, тележек, контрового света, отражением от зеркала, через тюлевую занавеску и т.д. Я в большинстве случаев все это отвергаю, руководствуясь признанием Чарли Чаплина: «Я никогда не снимал через занавески, садовые решетки, из-под ножки стула и т.д. Мне нужна была ясная и четкая картинка».
Когда решается вопрос между красивым изображением и правильным смыслом, я выбираю смысл.
Когда обьекты, намеченные в сценарии, усложняют или удорожают съемочный процесс, я переписываю сцену с тем, чтобы объект стал попроще и, естественно, съемка дешевле.
Во времена Госкино звукооператорам категорически запрещался шепот на экране – все должно было быть хорошо слышно. И потому вместо шепота в ситуации, когда он просто необходим, мы слышали тихий говор. В первой же своей картине я настоял на том, чтобы герои говорили шепотом. Получилось –зрители все услышали и, что главное, поняли, что нет липы.
Если встает вопрос о замене неправильного слова на правильное (а такое часто приходится делать, т.к. актеры иногда путают слова во время съемок, и на озвучании это приходится исправлять), в результате чего грубо нарушится синхронность артикуляции с новым словом – я выбираю правильное слово и оставляю несинхронность.
– Как же так можно?! – с ужасом восклицает старый мосфильмовский монтажер. – Этого нельзя делать!
– Вы правы, – отвечаю я. – В вашей профессии этого делать нельзя. А в моей можно. Потому что самая главная правда – это режиссерская!
Гусман и День Советизации Азербайджана
Художественную часть празднества в Баку по случаю 60-летия Советского Азербайджана организовал мой земляк и товарищ по Высшим курсам сценаристов и режиссеров Юлий Гусман.
В Баку мы с ним не были знакомы, хотя учились в одной школе – он на пять лет младше меня, и потому в 160-ой образцовой школе наши пути не пересеклись. Пересеклись они в Москве на Высших курсах сценаристов и режиссеров, где он учился на режиссерском, а я на сценарном отделении. У Юлика есть уйма достоинств, каждое их которых сделало бы любого человека уже незаурядной личностью, а он живет с этой кучей достоинств и не знает, какое из них сделать главным в своей жизни. Ну, был КВН, была Дума, был кинорежиссером, сценаристом, театральным режиссером, ведущим телешоу, директором московского Дома Кино, постановщиком массовых зрелищ, вроде того, о котором сейчас пойдет речь. Везде он добивался высоких результатов, брал эти планки с первой же попытки, но я, зная его, уверен, что главное его призвание не реализовано – Юлик должен быть президентом-диктатором в маленькой банановой республике, он рожден для этого. В главном городе его государства круглый год проходили бы различные фестивали, карнавалы, празднества, ярмарки, выставки, туда приезжали бы со всего мира лучшие певцы, танцоры, режиссеры и композиторы и, естественно, ведущим и главным действующим лицом всего этого бесконечного праздника был бы сам диктатор-президент – Юлий Гусман. И если б такое случилось, то и ему, и жителям этой банановой республики жилось бы очень хорошо. В этом я нисколько не сомневаюсь.
Так вот, Юлику, уже проведшему в Баку эпохальную встречу Леонида Ильича Брежнева, азербайджанское правительство поручило устроить на площади им. Ленина красочное массовое зрелище по случаю 60-летия Советского Азербайджана. Ему были даны бескрайние полномочия – делай и бери, что захочешь, лишь бы все было на высоком уровне.
Ну, Юлик взялся со свойственной ему энергией и талантом. Знакомые из Научно-иследовательских институтов, приезжавшие в то время в командировки в Москву, говорили мне:
– Слушай, Юлик разбушевался, как Фантомас! Сгоняет народ со всех институтов на площадь, стоим там целый день и только выполняем его команды – подняли правую руку, теперь левую, обе вместе!
Разве это дело для научных работников?!
А сам Юлик мне потом рассказывал:
– Очень многие были недовольны тем размахом будущего мероприятия, которое я наметил, и слухи дошли до Алиева – мол, зазнался, началась мания величия, издевается над народом и т.д. Короче, репетирую я уже в 101-й раз, и вдруг на площадь приезжают членовозы, оттуда выходят все члены ЦК и поднимаются молча на трибуну, где я стою и руковожу репетицией, никто со мной не здоровается, хотя знают меня лично. Плохой признак, думаю, капец... Но продолжаю репетицию как ни в чем не бывало. И вдруг ко мне подходит сам Алиев, кладет мне руку на плечо и спрашивает:
