Ури Геллер - Моя история
Отель моего отчима находился по адресу Пантеон Стрит, 12 в Никосии. Это не менее сорока минут езды на автомобиле от района пещер. И конечно же, намного больше, если идти пешком. Я пытался найти объяснение тому, что Джокер мог узнать, что я попал в беду? Откуда он мог знать, где я нахожусь? Как, наконец, нашел пещеру? Может быть, много-много лет спустя я и найду ответы на эти вопросы, но тогда, на Кипре, я мог только поражаться и благодарить Бога за такую поддержку в трудный час.
Беспорядки на Кипре не прекращались. Мы часто слышали стрельбу и даже видели, как то здесь, то там взрываются бомбы. Я не знал, как к этому относиться. Греки хотели обрести независимость, турки — разделить остров пополам. Британцы не желали покидать остров. Я не мог понять, кто из них прав.
Как-то раз в Никосии я увидел жуткое зрелище, которое до сих пор не могу выкинуть из памяти. Британский солдат шел посреди улицы со своей женой и нес на руках маленькую дочку. Я неосознанно наблюдал за ними и ясно видел, как грек подошел к нему сзади и выстрелил в спину. Я буквально окаменел от страха и ужаса. Солдат рухнул как подкошенный, девочка упала с его рук, а жена кричала и билась в агонии. Все, кто был на улице, бежали куда-то прятаться. А что оставалось делать? Снайперы стреляли отовсюду: из окон, с крыш, из любой подворотни. Британские солдаты ходили по улице с автоматами, постоянно оглядывались направо и налево, никогда не зная, откуда ждать неприятностей. Но справедливости ради надо сказать, что не только греки убивали британцев, но и британцы убивали греков. А турки и греки убивали друг друга.
Убивали женщин и детей, врываясь в их дома. Тела убитых вешали на мясные крюки и выставляли на улицах. Ночью то и дело раздавались выстрелы и крики, жуткий вой полицейской сирены. И так все время. К этому невозможно было привыкнуть.
Несмотря на то что у меня появилось много хороших друзей в школе, я все равно чувствовал себя ужасно одиноким. Облюбовав себе местечко на вершине одной из окрестных гор, я часами стоял там и смотрел на Никосию. Конечно, мне не удавалось разглядеть отель моего отчима, но тот район, где он был расположен, просматривался довольно хорошо. Каким одиноким я чувствовал себя в эти минуты, как трудно было бороться с «домашней болезнью». Я мечтал жить дома и приезжать учиться только на день, как многие из моих друзей. Но, конечно, это было слишком сложно — возить меня туда-сюда, особенно если учесть царившую в городе напряженность и непрекращающиеся перестрелки.
Постоянно общаясь в школе с ребятами и учителями разных национальностей, я понял, что легко усваиваю их родные языки. По-английски я говорил уже без всякого усилия, а вскоре научился болтать и по-гречески. Это не считая того, что с детства знал венгерский, иврит и даже немного немецкий, потому что родители чаще всего пользовались именно этими языками. Интересно, что думал я в те годы на иврите, а сейчас — на английском языке.
Странные энергетические силы продолжали время от времени появляться, но я никак не использовал их и никому о них не рассказывал, помня о том, как меня дразнили в Тель-Авиве. Мне не хотелось, чтобы и здесь было также. Но у меня время от времени возникали проблемы с учебой. Я не был плохим учеником, но и хорошим назвать меня было трудно. Во время экзаменов, когда я затруднялся ответить на тот или иной вопрос, я смотрел на класс и мне всегда казалось, что у всех, кроме меня, все получается. Однажды во время контрольной по математике я сосредоточенно посмотрел в затылок Гюнтеру, одному из лучших учеников в классе, и вдруг увидел все ответы на своем внутреннем умственном экране.
У меня в голове сам собой возник телевизионный экран, и я отчетливо видел все ответы Гюнтера. Это было примерно так же, как раньше я читал мысли моей мамы после ее игр в карты. Неправильно было бы сказать, что я чувствую эти вещи, они просто вырисовываются у меня в голове. Как бы проявляются вдруг на таком сероватом экране, на котором я вижу самые разные вещи. Если кто-то загадает мысленно рисунок, номер или слово, я могу их угадать.
И вот на этом экране я увидел ответы Гюнтера и сдал экзамен на отлично. Разумеется, я начал пользоваться этим удобным способом. Выбирал самого умного парня, концентрировал все свое внимание на его затылке и получал все необходимые ответы и решения. В общем-то я не считал это списыванием, хотя, конечно, если задуматься, это одно и то же, единственная неприятность заключалась в том, что я почту перестал думать сам, автоматически перенося чужие ответы в свою тетрадь. Естественно, делая те же самые ошибки, которые были и у других.
Учителя стали подозревать меня в списывании. Я пытался убедить их, что это неправда, потому что и в самом деле считал, что ничего ни у кого не переписываю. Учителя мне, понятное дело, не верили. Во время экзаменов они меня посадили за отдельный стол, стоявший в самом дальнем уголке комнаты, откуда я уж точно не мог видеть тетради других учеников. Больше того, они меня персонально охраняли, стояли со мной рядом, чтобы убедиться, что я ни у кого не списываю.
Но для меня никакой разницы не было. Я просто по-прежнему направлял свой взгляд на самого лучшего ученика в классе и видел все его ответы. Учителя были потрясены. Они не смогли понять, в чем дело, потому что я записывал как правильные, так и неправильные ответы. Они не знали, что со мной делать. А у меня не хватало смелости рассказать им, что происходит.
Миссис Агротис, которая преподавала у нас английский, особенно заинтересовалась всем этим. А надо сказать, что мы все ее любили. Ей было где-то лет сорок, она была симпатичная, и, главное, у нее было очень доброе сердце. Она никогда не наказывала, не била детей, как это делали некоторые учителя. Однажды, когда она стояла возле меня во время экзамена, я непроизвольно переключился на ее мысли и почувствовал, что она чем-то очень взволнована. Что-то случилось с ней на рынке накануне. Я, забывшись, спросил у нее, в чем дело. Она была потрясена, а спустя несколько дней она была на приеме у врача, и я спросил ее, все ли у нее в порядке со здоровьем и что по этому поводу сказал доктор. Она едва не грохнулась в обморок — ведь никто не знал, что она там была. А я просто увидел слово «доктор» на своем экране в тот момент, когда подумал о миссис Агротис. Подобного рода информация появляется в моем мозгу лишь на долю секунды. Но я точно знаю, что это не выдумки, не фантазии. Ведь то, что я вижу, абсолютно не связано с тем, о чем я думаю в тот момент.
Миссис Агротис решила поговорить со мной после занятия. Она поняла, что происходит что-то неординарное. В конце концов я не выдержал и согнул ключ и ложку в ее присутствии. Она, естественно, была поражена. Вскоре об этом узнали в школе, но, по счастью, меня уже никто не дразнил, как тогда, когда я был маленьким, и поэтому я показал некоторые вещи, которые умел делать, Гюнтеру, Бобу и Джозефу. Они были в восторге.
