Ольга Кучкина - Любовь и жизнь как сестры
– Какой след оставил в вас Олег Ефремов?
– Оглянитесь и увидите рядом с нашими афишами афишу вечера Ефремова. Это мой Учитель с большой буквы. При всем том, что случалось между нами за жизнь. Хотя моими учителями были и остаются те, кто меня не учил, но учил. Товстоногов меня не учил, но был учителем. Тем более не учил Феллини, но он был моим учителем. Моим учителем был Михаил Ильич Ромм, который знал меня ребенком. Вайда был и остается моим другом, но он мой учитель. Я называю не тех, кто меня восхищал – таких гораздо больше, – а тех, кто на меня влиял.
– Когда Олег покинул «Современник» ради МХАТа, очень больно было?
– Очень. Боль множилась много раз, когда Олег уводил артистов, это длилось годами, и я абсолютно как сталинский персонаж, как у меня в спектакле «Крутой маршрут» Аня-маленькая, которая, уже в тюрьме сидя, все равно говорит: Он этого сам не знал. Мне было легче думать, что это кто угодно делает, только не Олег.
– Но все-таки знали, что это он?
– Нет, я знала, что около, и не хотела знать другого. Ему я прощала, простила все. Для меня есть, помимо таланта, понятие: щедрость таланта. У Олега она в том, что он оказался способен признать свою неправоту. Он долгие годы нас обвинял в том, что мы не пошли все за ним. И я никогда не забуду его выступления на моем юбилее, когда он так признал нашу тире мою правоту, что я все готова за это простить и забыть.
– Что он сказал?
– Мне неудобно повторить. Я только скажу, что я ему невероятно благодарна.
– Когда вы его последний раз видели?
– Был такой трогательный момент, когда он, зная вот такую мою идейность, пригласил меня пообедать – перед столетием МХАТа. Вдруг позвонил и сказал: я хочу тебя в ресторан пригласить, только будь голодной, вкусно поедим. Зная Олега, его равнодушие к еде, даже смешно было это слышать. Я, конечно, согласилась. Он заехал за мной на «жигуленке» с эмблемой «чайки», и мы отправились в Воротниковский переулок, в югославский ресторан – я была там первый и последний раз. Он сказал: тут очень вкусный ресторан. Мы сели. Он заказал свой любимый суп, он любил, чтобы густой, с мясом, с косточкой, хотя совсем не гурман был, несмотря на то, что его мама была потрясающей кулинаркой. А ему если нужен был ресторан – только чтоб там выпить. И у меня все время внутренний вопрос: зачем позвал? И наконец, он говорит, очень мягко: хочу с тобой посоветоваться насчет столетия МХАТа. Стал спрашивать, как бы я сделала. Я ему что-то отвечала. А он говорит: будет «круглый стол», ты придешь? Я сказала: Олег, приходить во МХАТ мне тяжело, я человек естественный, мне трудно притворяться. Он стал меня уламывать. Видно, те, кто устраивал юбилей, обязательно хотели, чтобы «Современник» засветился. Я сидела на «круглом столе» рядом с Додиным, чувствовала себя неважно, а потом подошла к Олегу, поздравила и сказала: знаешь, даже за миллион я бы не пришла – если бы не ты. Но он все сам знал прекрасно. Так мы с ним пообедали последний раз… Было б иначе, я бы не устроила его вечер в прошлом году. Не день памяти, а день рождения – он для меня живой. И весь вечер над сценой летала фантастическая бабочка, огромная, против всех законов природы, в конце сентября… Я через месяц встретила Катю Андрееву, и она мне сказала, что это произвело на нее такое впечатление, что она позвонила знакомому биологу и спросила, возможно ли это? Он ответил: ни при каких обстоятельствах. Вовсю светят софиты, бабочка должна полететь на их свет и погибнуть. А она летала и не сгорала. И только наша уборщица посреди вечера сказала: Галина Борисовна, а вы знаете, что это его душа? Мы и без нее догадались, но она словами сказала…
– А когда вы услышали о том, что он умер…
– У меня в жизни несколько раз было, когда я получала такие вести… А эту весть я получила в отпуске, в замечательном месте в Греции… Ужасно было… как – понятно, как…
– Что сейчас, бегучий человек, куда вы бежите?
– Я никогда не знаю точно, куда я бегу. Но я бегу. Сейчас – к тому, что будет Островский. А потом – к Вайде. Это такое счастье, что мне удалось его уговорить: он начинает в январе «Бесов».
– Галя, мы встречаемся на следующий день после выборов – не могу не спросить про выборы, про политику.
– Мой опыт хождения в политику неудачно закончился. Я рада, что я этот опыт имела – художник должен все пройти и не быть снобом ни в коем случае, но…
– Ну да, вы же были депутатом.
– Но тогда я не понимала одной сущностной для себя вещи: что политика несовместима с моей профессией. Потому что в моей профессии главное – человек и человеческие отношния. А в политике на это – красный светофор. Поэтому политикой как таковой я не занимаюсь. А ответ на то, что произошло или произойдет, – он в том, что я буду делать на сцене, на какую тему я захочу художественно высказаться.
– Голосовать не ходили?
– Как? Почему? Ходила и считаю неправильной позицию общественного равнодушия. Я не могу не пойти, поставив в своей жизни «Крутой маршрут». Это было бы неестественно. А я больше всего ненавижу неестественность во всех проявлениях. Неестественность и лживость.
ЛИЧНОЕ ДЕЛОВОЛЧЕК Галина, театральный режиссер, актриса.
Родилась в 1933 году в семье кинооператора Бориса Волчека.
Окончила школу-студию при МХАТ. Художественный руководитель театра «Современник». Самые заметные театральные постановки – «Пигмалион», «Крутой маршрут», «Три сестры», «Вишневый сад».
Снималась в фильмах «Про Красную шапочку», «Король Лир», «Осенний марафон», «Русалочка» и др.
Была замужем за актером Евгением Евстигнеевым.
Сын Денис Евстигнеев – кинорежиссер.
ПОЖАРНЫЙ ЗНАК В СПАЛЬНЕ
Марк Захаров
Премьера «Женитьбы» в Ленкоме. Яркий театральный праздник. Шквал аплодисментов. Он опять угадал место и время, этот неутомимый, неиссякаемый, непостижимый Марк. Угадал, что Россия Гоголя есть Россия наших дней, вечная Россия. Он выходит на сцену без улыбки. Человек, чувствующий юмор в жизни и в классике как никто, чаще всего серьезен, если не мрачен. А тут еще две роковые истории – с Николаем Караченцовым и Александром Абдуловым. Как будто кто-то прицельно выбивает лучших…
* * *– Прежде всего, Марк, как себя чувствуют Абдулов и Караченцов, что с ними?
– С Караченцовым мои контакты, к сожалению, затруднены в связи с чрезмерными притязаниями супруги. Она очень вмешивается во все дела. Вот пишет в его книге главу отдельную… На сборе труппы обнимались, целовались, но, по моим наблюдениям, пока мало что улучшается, врачи мне сказали, что еще предстоят операции… У Абдулова получшел голос, посвежел, он набрал несколько килограмм. Он был в Киргизии и должен вернуться в Израиль на операцию. Дело у него крайне серьезное, но он очень мужественно держится…
