Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха
В это время Гитлер вскочил на ноги и, ударив об пол своей кружкой, выхватил из кармана браунинг. Его сообщники сделали то же самое и устремились за ним через зал. Лидер нацистов намеревался объявиться с драматическим эффектом, подобно джину из старой сказки, появляющемуся на сцене из бутылки в облаке дыма, но люди за столами и на лавках сидели так густо, что быстро пройти к сцене было невозможно. Фон Кар заговорил лишь несколько минут назад, и прошло несколько мгновений, прежде чем он начал понимать, что творится что-то неладное, и замолчал.
В конце концов, благодаря Ульриху Графу, активно использующему свои немалой ширины плечи, и остальным, размахивающим пистолетами, путь был расчищен, и Гитлер добрался до сцены.
Между тем недовольство и беспокойство присутствующих, поднявших ропот, превратились почти в панику, когда у всех входов встали штурмовики и боевики из «Оберланда». Тех, кто пытался выйти, они грубо заталкивали обратно. В какой-то момент один из полицейских помощников фон Зайссера, майор Гунглингер, неспешно направился к Гитлеру, держа одну руку в кармане.
— Мне показалось, что он вынимает пистолет, — объяснил впоследствии Гитлер. Он поднял свой собственный пистолет и, приставив его ко лбу Гунглингера, рявкнул: — Выньте руку!
Майор вынул руку, которая оказалась пустой.
Шум и крики усиливались, и тогда Геринг, в надвинутом на глаза стальном шлеме и с пистолетом в руке, забрался на стол, пнул стоявшие на нем кружки и гаркнул:
— Тихо!
На него никто не обратил внимания, тогда Гитлер поднял браунинг и выстрелил в потолок.
— Если не будет тишины, — заорал он, — я прикажу установить на галерее пулемет!
В зале воцарилось тяжелое молчание.
После этого, по свидетельству одного очевидца, «было продемонстрировано такое ораторское искусство, которому мог бы позавидовать любой актер». Гитлер заговорил, а через пять минут он уже полностью владел аудиторией.
«Он начал говорить спокойно, безо всякого пафоса, — пишет этот очевидец, — и во вступлении ни слова не сказал против Кара. Кар пользовался его полным доверием и, в случае успеха путча, должен был стать регентом Баварии. В то же время следовало сформировать новое правительство в составе Людендорфа, Лоссова, Зайссера и его самого. Я больше не помню ни одного случая во всей своей жизни, когда бы настроение толпы изменилось так быстро, всего за несколько минут, даже за несколько секунд. Конечно, было и много таких, которые еще не „обратились“, но чувства большинства совершенно переменились. Казалось, здесь был какой-то фокус или магия. По залу прокатился гул одобрения, никаких возражений слышно больше не было».
После этого Гитлер провел настороженного фон Кара вместе с фон Лоссовом и фон Зайссером в находящуюся за сценой комнату для переговоров. Едва они расселись, как Гитлер, не давая им расслабиться и помахивая браунингом, заявил:
— Здесь осталось пять патронов — четыре для предателей, и, если все провалится, один для меня.
Несмотря на это, а также на все свое красноречие, он не смог в ходе горячей десятиминутной дискуссии склонить троицу оказать ему поддержку, в которой он нуждался для осуществления путча, уже, можно считать, начавшегося.
Оставив охранять их Ульриха Графа, который ходил с пулеметом, и Рудольфа Гесса, Гитлер вернулся в зал.
«Только теперь, — продолжает очевидец, — он заговорил очень серьезно, с волнением в голосе: „Там сидят Кар, Лоссов и Зайссер, пытаясь найти правильное решение. Могу ли я сказать им, что вы их поддерживаете?“ — „Да! Да!“ — громко раздалось со всех сторон. „В свободной Германии, — неистово выкрикнул он, — найдется достаточно места и для автономной Баварии! И я говорю вам: либо сегодня вечером начнется немецкая революция, либо рассвета не будет, и мы все погибнем!“»
В этот момент всеобщего возбуждения появился генерал Людендорф, одетый в полную форму кайзеровской армии, при всех наградах, и с надутыми губами от обиды, что он появился на сцене так поздно. Но Гитлер быстро успокоил его и отправил в комнату за сценой, чтобы попробовать на триумвирате его силу убеждения. Осталось невыясненным, впечатляющая ли фигура генерала и его патриотическая риторика подействовали на фон Кара, фон Лоссова и фон Зайссера, или так убедительно смотрелось дуло пулемета Ульриха Графа, но они вдруг дали свое согласие сотрудничать с Гитлером и его нацистами.
Вся команда прошествовала обратно в зал, где Геринг опять пытался успокоить аудиторию, теперь уже разошедшуюся от воодушевления, и Кар объявил, что он согласился разделить судьбу мятежников и готов служить Баварии в качестве регента при монархии. Эта новость вызвала оглушительные аплодисменты. Гитлер вышел вперед и пожал фон Кару руку. После этого он выступил с яростной речью, посвященной тому, как он собирается смести преступников, ныне стоящих у власти в Берлине. Следом за ним выступили командующий военным округом и начальник полиции с заявлениями о своей поддержке путча и с планами во имя будущего Германии, если он удастся.
К этому времени пришедшая в истерическое возбуждение толпа уже обступила все еще стоявших у дверей штурмовиков и боевиков «Оберланда», неистово пожимая им руки и хлопая по плечам. Официантки вновь засновали по залу с пенящимися кружками и подносами горячих сосисок. Опять заиграл оркестр, а Гитлер, фон Лоссов, фон Кар, фон Зайссер и Людендорф стояли перед ликующей толпой и пожимали друг другу руки.
Геринг обнимался со своими командирами СА, и его лицо сияло радостью из-под каски. Ему было отчего радоваться: с ними были и фон Лоссов с армией, и фон Зайссер с полицией, и вся Бавария. Противодействие теперь могло быть оказано только центральным правительством, а с помощью своих военных и полицейских они могли с ним справиться. Пивной путч оказался успешным, почти не успев начаться.
По крайней мере, так это выглядело в полночь 8 ноября 1923 года. Геринг отправил Путци Ганфштенгля домой, чтобы сообщить Карин хорошие вести, и тот вернулся обратно, привезя с собой ее сестру, Фанни. У Карин, сообщила она своему зятю, все еще жар и сильная слабость, но это известие придало ей сил. Новость, что нацисты одержали победу, сама по себе явилась для нее укрепляющим средством.
Между тем радовались путчисты рано, на самом деле они никоим образом еще не победили, а ситуация в самом близком времени обернулась полным поражением.
Гитлер допустил тактическую ошибку.
После окончания триумфальной демонстрации на сцене в «Бюргербройкеллере» он посовещался с Герингом и Гессом и, в качестве меры предосторожности, решил взять заложников на случай, если кто-нибудь за ночь решит передумать. Некоторое количество бывших министров, банкиров, полицейских чинов и членов городского совета были изолированы и взяты под охрану Гесса и подразделения штурмовиков.
