Генрих Гротов - Герман Геринг — маршал рейха
— Он высказывал свои убеждения слово за словом, и мне казалось, что они льются из моей собственной души, — выразил Геринг впоследствии свои ощущения.
Он находился под таким впечатлением, что, когда пришел домой, все еще продолжал думать над тем, что говорил Адольф Гитлер, об изложенных им идеях и программе, пока не пришел к заключению, что наконец нашел человека и дело, к которым может примкнуть. Он решил разыскать Адольфа Гитлера в штаб-квартире НСДАП (или «нацистов», как начали называть членов этой партии) в Мюнхене.
— Я просто хотел поговорить с ним для начала и понять, смогу ли я чем-то ему посодействовать, — говорил потом Геринг. — Он сразу принял меня и, после того как я представился, сказал, какой это удивительный поворот судьбы, что мы встретились.
Уже в этот ранний период существования нацистской партии Адольф Гитлер отчетливо проявлял такие лидерские качества, что вскоре его имя и имена его сподвижников стали известны далеко за пределами Баварии. Как установил для себя Геринг, слушая его выступление первый раз, Гитлер не только доводил своими выступлениями аудиторию до кипения, он воздействовал на слушателей так, что страсти продолжали бурлить еще долгое время.
Как самому Герингу запомнилось начало его совместной с Адольфом Гитлером политической’деятельности?
— Мы сразу стали говорить о вещах, которые больше всего трогали нас обоих, — вспоминал он, — о поражении фатерланда и несправедливом Версальском договоре.
Гитлер обрисовал ему со всеми убедительными аргументами общую стратегию программы нацистской партии — «моей программы», как он постоянно говорил о ней. Сейчас он видит три главные цели, сказал Гитлер. Во-первых, нужно исключить из жизни немцев «ноябрьских преступников», которые сдали их союзникам, а также «зловещих» евреев и марксистов, которые имели реальное влияние на этих предателей. После этого он призовет народ присоединиться к нему и его партии в построении новой, гордой, национальной Германии. И наконец, эта новая Германия разорвет Версальский договор и станет сражаться, если это будет необходимо, за то, чтобы вновь занять в мире достойное ее место.
Эта программа пришлась настолько по душе Герингу, что больше ему и желать было нечего. Другие патриотические партии клеймили и проклинали правительство, давая клятвы сбросить его, но они ничего не предлагали взамен. Гитлер предлагал не только уничтожение, но и создание новой Германии.
— Я сказал ему, — вспоминал Геринг, — что все, что у меня есть, и я сам полностью в его распоряжении.
Через несколько дней он дал клятву личной преданности Адольфу Гитлеру и был признан полноправным членом нацистской партии. Для Гитлера в тот важный для его движения день Герман Геринг представлялся самым нужным из всех его соратников. Он был известным героем войны, и это обстоятельство значительно прибавляло престижа всей партии. Он был решительным и деятельным, а также имел просто неоценимый для нацистов военный опыт — и у Гитлера уже имелось в его организации готовое для него место.
Что же касается Геринга, то он нутром почувствовал, что это, возможно, самый важный поворотный момент в его жизни. Он произносил свою клятву верности с таким воодушевлением, что один из наименее серьезных членов партии, Эрнст Ганфштенгль, стал посмеиваться над чересчур эмоциональными обертонами его голоса. Сам же Геринг еще никогда не был более серьезным. Он уже не сомневался, что Адольф Гитлер — именно тот человек, который ему нужен.
— Через некоторое время, когда я получше всмотрелся в фюрера, — вспоминал Геринг, — я протянул ему руку и сказал: «Я вверяю свою судьбу вам, к лучшему или к худшему… на хорошие времена и на плохие… даже если это будет стоить мне жизни».
Он снова нашел героя, который занял в его душе место риттера фон Эпенштейна.
Геринг купил небольшой дом в пригороде Мюнхена Оберменцинге, рядом с замком Нимфенбург, и до приезда Карин успел его частично обставить. Она позволила ему оставить в комнатах первого этажа тяжелую готическую мебель, более подходящую для замков, к которым он имел такое расположение, но верхний этаж захватила в свои руки, уставив его доставленной из Швеции поздневикторианской мебелью, которая в те дни была в моде, и украсив коврами, вышивкой и картинами из дома фон Кантцова, которые принадлежали лично ей.
Еще она привезла небольшую белую фисгармонию, и, когда они оставались одни, Карин аккомпанировала на ней, а Геринг пел народные песни или оперные арии — он полагал, что обладает красивым легким баритоном.
Нацистские лидеры тогда еще не встречались в особняке Геринга в Оберменцинге, ввиду того что Карин Геринг была больна. В конце августа 1923 года Фанни Геринг, которой было только пятьдесят семь лет, внезапно слегла и вскоре умерла. Фон Эпенштейны не приехали на похороны на Вальдфридхоф, где ее погребли рядом с останками Генриха Геринга, но прислали венок и свои соболезнования. Карин настояла на том, чтобы сопровождать мужа на похоронах, и, стоя на пронизывающем мюнхенском ветру, простудилась.
То было трудное время для Германа Геринга. Он всегда очень любил свою мать, и эта любовь стала еще сильнее из-за теплых отношений, установившихся между этой энергичной и практичной крестьянкой и романтичной аристократкой, на которой он был теперь женат. Большую часть сентября 1923 года он провел в метаниях между собраниями и тайными учениями и больной Карин.
В начале сентября новое правительство в Берлине, возглавляемое лидером Немецкой народной партии Густавом Штреземаном, приказало прекратить пассивное сопротивление французской оккупаций в Руре — французы угрожали начать репрессии. Немедленно нацисты и их сторонники собрали в Нюрнберге митинг протеста, назвав его «Германским днем», на котором, после анафем правительству, провозгласили Адольфа Гитлера своим «боевым лидером» в борьбе против «марксизма, интернационализма, пацифизма, веймарской конституции, международного капитала и евреев». Более чем когда-либо нацисты были уверены, что симпатии общества на их стороне.
Но кое-кто еще захотел прихватить часть этих симпатий себе.
Настроенное антиберлински правительство Баварии также объявило себя категорическим противником прекращения пассивного сопротивления и политики повиновения французам. С тем чтобы подчеркнуть свое полное неприятие политики центрального правительства, его члены передали 26 сентября 1923 года, на основании земельной конституции, исполнительную власть бывшему премьер-министру, назначив его генеральным комиссаром по вопросам чрезвычайного положения в Баварии. Этого человека звали риттер Густав фон Кар, и он был горячим сторонником монархии. Фон Кар вскоре объявил о своем намерении отделить Баварию от остальной Германии и посадить принца Рупрехта, сына находящегося в изгнании экс-короля Людвига, на трон того, что станет называться «королевство Южная Германия».
