Алексей Ловкачёв - Синдром подводника. Т. 2
Обманутые придурки постучали бы друг другу в бубен, а любовники втихомолку посмеялись бы, а то и прилюдно поиздевались бы над глупцами, одичавшими в море. И получилось бы как в поговорке — и волки сыты и овцы целы. Волки в данном случае любовники, а овцы — это наши девушки. Напрашивается вопрос — а кто тогда обманутые мужья. Наверное, глупые и нерасторопные пастухи.
В общем, ситуация была достойна пера гениального Шекспира. Как бы он представил нам эту историю в своем произведении? И что бы это было: трагедия, драма, комедия, фарс или какая-нибудь забавная любовная хроника?
Ну а ваш покорный слуга, не имея выдающихся литературных задатков, решил ее изложить в виде простого пересказа, замешав на военно-морском быте. Пусть без шекспировских изысков, зато так, как услышал от Ами — одной из сторон одного из описанных треугольников.
Почти уверен, что каждому из нас довелось пережить нечто подобное, лишь в разной степени чувств и переживаний, и каждому знакомо то состояние, когда предает любимый человек. Все это протекает на фоне еще не угасшего чувства привязанности, хотя после этого не хочется видеть любимого человека. На фоне этого противоречия злая разлука разъедает душу, как ржавчина металл, погруженный в морскую воду. Эта мучительная боль продолжается не один месяц и даже не один год. Пока затянется рана и душа покроется жестким шрамом, давящим на сердце и каждодневно его натирающим, пока не образуется рубец… И пока это продолжается, пока есть эта боль, от жизни ничего не хочется. Живешь всем назло, и самому себе тоже.
Размышления о любви
В этой связи хочется сказать о любви. Ведь до сих пор поэтами, писателями и прочими людьми от искусства и других увлечений человечества ломаются копья по поводу сего предмета. Ученые утверждают, что это лишь химический процесс, который потрясает человеческий организм, бродит по нему, заставляя его владельца безумствовать и совершать разные подвиги и не подвиги. Одно весьма интересное понимание любви высказал известный австрийский писатель Лион Фейхтвангер в романе «Гойя, или Тяжкий путь познания»: «Анатомия человека всегда одинакова, сладострастные ощущения всегда одинаковы: между ощущениями быка, покрывающего корову, и чувствами Данте к Беатриче. Разница только в степени, и считать любовь принципиально отличной от вожделения — значит суеверно идеализировать ее». Думаю, что самым главным и ценным, что есть в этой химии, это влияние на ум и чувства попавшего под раздачу человека. А homo-sapiens от обычного животного тем и отличается, что у него есть на что влиять. Поэтому духовным венцом вожделения и является любовь. Хотя нам доподлинно и неизвестно, что чувствует тот же бык своей душой. Мы-то ведь ничего о душе животных не знаем.
Ну да ладно, нам бы с человеками разобраться. Нам о любви известно, что это субстанция нежная и деликатная. Не зря ее сравнивают с цветком, с которым надо обращаться бережно. Правда, иной раз жизнь подвергает цветок любви таким испытаниям, что он не всегда их выдерживает. Вот пройдет такой бык или корова и копытом втопчет нежный цветок в грязь или, что еще прозаичней, накроет своей лепешкой. Как тут выжить нежному и деликатному чувству? Может быть, поэтому известный литературный критик Виссарион Григорьевич Белинский предлагал относиться к этому чувству, не низводя его ни до животного инстинкта, ни до фанатизма: «Человек не зверь и не ангел: он должен любить не животно и не платонически, а человечески». Да и в народе ведь не зря говорят: «Шути любя, но не люби шутя».
Часть 4. СЛУЖБА В ШТАБЕ
Больше быть, чем казаться, много делать, но мало выделяться.
Начертано на плане Шлифена
Были у меня некоторые сомнения насчет целесообразности упоминания своей службы в штабе дивизии. Знаю, есть люди гордящиеся службой на подводных лодках и умалчивающие или стыдливо говорящие о работе в штабе. И эта тенденция наиболее ярко выражается именно в среде подводников. Вот и выходит, что, с одной стороны, если считаться с общественным мнением, то надо зачеркнуть два года своей жизни и службы на флоте. С другой стороны, это моя судьба, моя биография. Этим периодом, как и непосредственной службой на подводных лодках, я горжусь. Поэтому и решил эти годы из воспоминаний не вычеркивать, а рассказать о них так, как было. А кому это не нравится категорически, то он вправе при чтении опустить этот период, тем более он выделен в отдельную главу…
Знавал я на флоте и других людей — тех, кто хотел бы служить в штабе, однако предложено им это не было. Возможно, у таких читателей возникнет некоторый дискомфорт при чтении главы об этом виде деятельности, подобие ревнивого отношения к счастливчику. Таким сочувствую, ибо все надо попробовать в жизни, о чем мечтается человеку.
А чтобы быть объективным, заострю внимание на крайне негативной точке зрения, что будто бы в штабах много консерватизма и дурости. Да, есть там люди, которые моря не нюхали или забыли, как оно пахнет. Но на это напрашивается вполне очевидный ответ: «А где их, консерваторов и дураков, нет? На подводных лодках их ничуть не меньше». Только тех, кто моря не нюхал, на подлодках по определению быть не должно. Однако на стоящих в доке или ремонте лодках такового состава хватает. И чем дольше лодка не плавает, тем больше подобного состава приобретает.
Да и то сказать, что среди выдающихся флотоводцев было много тех, кто прошел штабную работу. Другой вопрос, что косный элемент, прочно стоящий костью в горле, а точнее в штабах, создает трудности всем и не только плавающим подводникам.
Вывод: И здесь уместно призвать моряков, чтобы каждый из них понимал и правильно оценивал свою пользу большому делу. Чтобы каждый, став балластом, вовремя покидал корпус и не тянул его на дно.
Пребыванием в штабе я свою службу на флоте не закончил, так как последние полгода снова плавал на боевом корабле.
Новое назначение
Мой переход в штаб 21-й дивизии атомных подводных лодок, несмотря на первоначальное сопротивление этому командира «К-523» Олега Герасимовича Чефонова, все-таки состоялся.
Итак, после «зарубленного» командиром рапорта о моем переводе в штаб флагманский минер Виктор Григорьевич Перфильев «пошел по миру» нашей дивизии. И с тем же предложением «руки и сердца» обратился к мичману и коммунисту Николаю Павловичу Сердечному, прослужившему на флоте на пару лет дольше меня. Он, имевший больше меня оснований для службы на теплом береговом месте, без жеманства и лишних проволочек дал свое согласие, как засидевшаяся в невестах перезрелая девица. Однако вмешавшийся господин случай и эту «посевную» флагманского минера завалил самым бессовестным образом. Николаю просто не повезло, так как он залетел по пьянке. Это стало достоянием гласности, да и еще с проработкой его поведения на партийном собрании. Короче, кандидатура Сердечного была отклонена самым решительным образом.
