Марианна Басина - Петербургская повесть
А для Брадке Гоголь был никто. «Он, сколько я заметил, основывается на видимом авторитете и на занимаемом месте, — писал Гоголь Максимовичу. — Ты, будучи ординарным профессором московского университета, во мнении его много значишь. Я же бедный почти нуль для него; грешных сочинений моих он не читывал, имени не слыхивал, стало быть, ему нечего и беспокоиться обо мне».
Дело с Киевом явно расстраивалось, но Гоголь не сдавался. Если бы Уваров захотел повлиять на Брадке… И он ходит к Уварову, ловит на себе неприязненные насмешливые взгляды, какими встречают дежурные чиновники назойливых просителей, и все-таки ходит. «Мои обстоятельства очень странны, — пишет он Максимовичу. — Сергей Семенович сам, кажется, благоволит ко мне и очень доволен моими статьями… И при всем я не могу понять: слышу уверения, ласки — и больше ничего».
В июне 1834 года Максимович один уехал в Киев, а Гоголь все еще пребывал в Петербурге, не зная, что предпринять. Мария Ивановна звала его в Васильевку. Он написал, что не сможет оставить Петербург, боясь «потерять по службе» и не имея денег для путешествия. О своих неудачах и словом не обмолвился. Да Марии Ивановне и без того хватало. Как и следовало ожидать, кожевенная фабрика лопнула, убытки пять тысяч, новый долг на имении. Помочь Гоголь не мог — сам сидел без денег. «Я бы с радостью прислал вам сколько-нибудь, но этот год был и для меня несколько тяжел». Он добился возобновления жалованья в институте, но долгов накопилось тьма-тьмущая, а доходы от сочинений маячили где-то в будущем.
Пока что 1834 год не принес ожидаемых успехов. Но он еще не кончился.
«Я ТЕПЕРЬ ТОЛЬКО ПРОФЕССОР ЗДЕШНЕГО УНИВЕРСИТЕТА»
С Киевом пока что было покончено. Брадке предпочел Гоголю своего знакомого Цыха, адъюнкт-профессора из Харькова, и каких-то старых педантов из недавно закрытого Кременецкого лицея. «Новый университет! Тут бы нужно стараться, пользуясь этою выгодою, набрать новых профессоров, а вместо этого набрали старой плесени из глупого кременецкого лицея». Гоголь не подавал виду, но неудачу с Киевом переживал тяжело. Страдало самолюбие, уязвлена была гордость, а главное — опять ускользала заветная цель.
И вот, когда казалось, что все уже потеряно, вдруг предоставился случай испытать себя и на профессорском поприще. Правда, не в Киеве. В Петербургском университете оказалось свободное место на кафедре всеобщей истории. И то ли Уварову надоели хождения упорного просителя, то ли захотелось уважить Жуковского, но попечитель петербургского учебного округа князь Дундуков-Корсаков летом 1834 года предложил это место Гоголю. Гоголь согласился. «Я решился принять предложение остаться на год в здешнем университете, получая тем более прав к занятию в Киеве. При том же от меня зависит приобресть имя, которое может заставить быть поснисходительнее в отношении ко мне и не почитать меня за несчастного просителя, привыкшего через длинные передние и лакейские пробираться к месту».
Звенигородская улица (бывшая Пятая рота Семеновского полка). Фотография. 1973 г.Год проведет он в Петербургском университете, зарекомендует себя, а потом явится в Киев уже не как просто Гоголь, а как профессор императорского Санкт-Петербургского университета. «Я теперь только профессор здешнего университета», — будто невзначай пишет он домой. А в душе — ликует. Он — профессор. Он добьется своего. Он еще покажет себя пресловутому Брадке.
Занятия в университете начинались в сентябре. Ночь накануне своей первой лекции Гоголь провел беспокойно. Не то чтобы он не был уверен в себе. Лекцию подготовил, обдумал и даже выучил наизусть, чтобы не сбиться. Но, зная свою робость в незнакомом обществе, происходящую от слабости нервов, опасался ее выказать и тем произвести неблагоприятное впечатление. До сих пор учил он маленьких девочек, а тут студенты второго курса филологического отделения, юноши немногим младше его.
В новом профессорском мундире (царь требовал, чтобы все носили мундиры), который, к великому огорчению, сидел на нем мешком, Гоголь отправился в университет.
Петербургский университет был открыт в 1819 году на Васильевском острове в знаменитом здании Двенадцати коллегий, построенном еще при Петре I. Там занимал он четыре корпуса из двенадцати. Но университет, как видно, был не в чести, и с 1823 года из просторного помещения коллегий его перевели на край города в старый дом на углу Кабинетской улицы и Пятой роты Семеновского полка. Это считалось временным. Обещано было возвести новое здание, но его почему-то никто не возводил, и университет уже одиннадцатый год как теснился на Кабинетской.
Явившись на факультет, Гоголь в сопровождении инспектора прошел в аудиторию, где собрались студенты. Раскланявшись, встал он у окна, чувствуя на себе множество любопытных взглядов. Как ни пытался скрыть беспокойство, но бледность лица и движения рук — он то вертел шляпу, то мял перчатку — выдавали тревогу.
На лекции должен был присутствовать ректор, но он все не шел. Ожидание затягивалось. И Гоголь решился. Подойдя к кафедре, встал он на первую ступеньку и, говоря о том, что собирается читать, перешел на вторую ступеньку, а затем и на третью. Говоря, одушевился. Тут бы и начать ему лекцию, но явился ректор, и лишь после соблюдения всех церемоний, Гоголь смог продолжать.
Не прошло и пяти минут, как новый профессор совершенно овладел вниманием слушателей. Он повел их во мрак средневековой истории, воскрешая давно прошедшее. Лекция была блестящая.
Гоголь читал уже второй месяц, когда однажды, в октябре, в сборную залу, где студенты дожидались начала лекции, вошли, переговариваясь, два господина. Один еще молодой, невысокий, с быстрыми движениями и густыми бакенбардами. Другой повыше, постарше, благообразный и медлительный. Все их узнали: Пушкин и Жуковский. Поэты приехали послушать лекцию Гоголя.
Пушкин в группе писателей, предположительно в вестибюле Петербургского университета. Акварель неизвестною художника.Гоголь еще не появлялся. Гости заглянули в пустую аудиторию, но не вошли и остались в зале.
Вскоре приехал Гоголь, и лекция началась. В ней говорилось об истории аравитян, о правителе Аль-Мамуне. Когда она кончилась, студенты слышали, как Пушкин сказал их профессору:
— Увлекательно…
Успехи на профессорском поприще, к сожалению, оказались кратковременными. Тому были разные причины.
«О, НЕ ВЕРЬТЕ ЭТОМУ НЕВСКОМУ ПРОСПЕКТУ!»
Вскоре после назначения профессором Петербургского университета Гоголь писал Максимовичу: «Я тружусь, как лошадь, чувствуя, что это последний год, но только не над казенною работою, т. е. не над лекциями, которые у нас до сих пор еще не начинались, но над собственно своими вещами».
