Андрей Аникин - Адам Смит
В записи глазговского студента в 1763 году анализ Смитом вредной стороны разделения труда выглядит таким образом:
«Развитие промышленности и торговли несет с собой и ряд отрицательных следствий. Во-первых, оно сужает умственный кругозор людей… Это очень сильно проявляется, когда все внимание человека устремлено на одну семнадцатую часть булавки или одну восьмидесятую часть пуговицы: таково разделение труда в этих производствах… Другое неблагоприятное следствие состоит в сильном пренебрежении к образованию. В богатых и промышленных странах разделение труда, сведя все профессии к очень простым операциям, позволяет занимать детей работой в очень раннем возрасте. В Бирмингеме мальчик шести-семи лет может заработать свои три или шесть пенсов в день, и родители считают выгодным посылать таких детей на работу. Ясно, что они остаются без образования».
Сказано лучше, чем у Фергюсона: более точно и социально остро.
Смит говорил это своим студентам и радовался, что язва детского труда в Шотландии еще не так страшна, как в промышленных городах Англии. Через полвека Глазго, во всяком случае, не уступал в этом смысле Бирмингему.
А вот что он говорит о происхождении государства:
«Приобретение овец и крупного рогатого скота, которое явилось первой формой имущественного неравенства, было и первой причиной возникновения настоящей государственной власти. Пока нет собственности, не может быть и государства, цель которого как раз и заключается в том, чтобы охранять имущих от бедняков».
Для середины XVIII столетия сказано отлично! Это иллюстрируется примером… из библии. Авраам, Лот и прочие ветхозаветные патриархи приобрели власть над людьми, сосредоточив в своих руках большие стада. Они ведут себя как «маленькие князьки». Здесь интересно и отношение глазговского профессора к «священному писанию»: для него это только источник сведений о быте древних евреев!
Таким образом, некоторые идеи Фергюсона из книги 1766 года были высказаны Смитом, и притом в весьма четкой форме, не позже 1763 года. Бесполезно гадать, заимствовал ли их Фергюсон y Смита, но приоритет последнего можно считать доказанным.
И в целом Адам Смит был, конечно, мыслителем более крупного масштаба, чем Адам Фергюсон.
Смит прокладывает новые пути. К общественным явлениям он подходит как экономист, и в этом его сила. Он всегда стремится найти реальное объяснение этих явлений.
Смит использовал в «Богатстве народов» некоторые идеи Локка, Юма и того же Фергюсона, очень часто — как это было принято в то время — без ссылки на них. Но это были только кирпичики в его здании, конструкция которого принадлежала только ему самому.
Адам Фергюсон в 40 лет нашел спутницу жизни в юной племяннице доктора Блэка, подкрепив этим браком уже имевшуюся линию родства еще одной. Адам Смит остался холостяком.
Среди бумаг в замке Далкейт было обнаружено письмо, которое бросает на Смита несколько неожиданный свет и чуть-чуть приоткрывает завесу над его личной жизнью. Письмо это написано неизвестным шотландцем, очевидно, близким к Смиту. Язык — шутливая смесь французского с английским. Оно датировано 18 февраля 1766 года и послано из Тулузы в Париж, где в это время жил со своим воспитанником Смит:
«А ты, Адам Смит, философ из Глазго, герой и идол высокородных дам, что поделываешь ты, мой дорогой друг? Как управляешься ты с герцогиней д'Анвиль и мадам де Буфле, или твое сердце все еще находится во власти чар мадам Николь, а также явных и скрытых прелестей той другой леди, девы из Файфа[23], которую ты так любил? Не можете ли вы, милорд, сообщить мне ваши новости?..»
Имеются кое-какие другие сведения об успехах Смита у парижских дам. Существует рассказ о некоей маркизе, которая последовала за ним в Абвиль, куда отправилось в развлекательную поездку большое общество, в том числе герцог Баклю и Смит. Однако она не добилась успеха, так как он был сильно увлечен какой-то английской леди из этого общества. Имена не называются.
Год в Париже был единственным в жизни Смита периодом, когда он вел нечто подобное светской жизни. Любовные похождения были в галантный век Людовика XV неотъемлемой частью этой жизни. Считалось неприличным не иметь их или допустить, чтобы другие так думали. Кроме того, англичане, а особенно шотландцы, были в Париже в моде.
Но если почтенный воспитатель лорда и позволил себе в новом Вавилоне какие-то вольности, имена герцогини д'Анвиль и мадам де Буфле в этой связи, во всяком случае, лишь шутка веселого земляка. Обе немолодые дамы были хозяйками признанных философских салонов и в какой-то мере руководительницами Смита в парижском свете, о котором он до этого не имел почти никакого представления. Мадам де Буфле взяла на себя эту роль по просьбе Юма, который в письме от марта 1766 года благодарит ее за заботу о друге, не имеющем в силу сидячей замкнутой жизни «манер и внешности светского человека». В этом письме Юм как будто слегка извиняется за провинциализм философа из Глазго. Мы не знаем, кто такая мадам Николь, упоминаемая, в письме. Очевидно, это случайное имя.
Но о «деве из Файфа» и о длительной привязанности Смита к ней кое-что известно, хотя и очень немногое. Когда Дагалд Стюарт через несколько лет после его смерти опубликовал первое жизнеописание ученого, эта женщина была жива. Поэтому Стюарт не назвал ее имени. После этого почти сто лет сочинение Стюарта было практически единственным источником биографических сведений о Смите. А когда дотошные исследователи взялись за дело более основательно, было уже поздно: все следы этой возлюбленной Адама Смита оказались безнадежно утерянными.
Стюарт сообщает, что «молодая леди обладала большой красотой и умом». Она не вышла замуж и дожила до глубокой старости. Это все.
Кто была эта девушка? Почему роман Смита вновь закончился разрывом? Неизвестно.
Адам Смит вновь повторил Ньютона, о котором сохранилась подобная смутная легенда.
7. РУССКИЕ В ГЛАЗГО
Смит забыл спросить, как надлежит титуловать российского посланника. Кажется, полагалось говорить «ваше превосходительство», но посланник был князь, а это близко к английским герцогам, которых следовало называть «ваша светлость». Поэтому он употреблял то один, то другой титул.
Князь Александр Голицын был молод. «Едва ли он старше меня, — подумал Смит, глядя на его гладко выбритое, свежее, оживленное лицо. — А ведь говорят, он сильно приложил руку к падению Питта. Над этим ему, надо думать, пришлось изрядно поработать!»
Хозяин дома, лорд Мэнсфилд, младший сын графского шотландского рода, сделавший в Лондоне блестящую судейскую и политическую карьеру, представил профессора Смита князю и отошел к другим гостям. Объявленная накануне отставка Питта и новое возвышение Бьюта были такими новостями, что зала гудела от густого гула голосов. Падение Питта предвещало конец войны, охлаждение к союзнику Фридриху Прусскому, улучшение отношений с Россией.
