Арнольд Гессен - Жизнь поэта
Возникший в начале XIX века романтизм явился на смену классицизму. В противоположность ему новое литературное течение признавало индивидуальное понимание прекрасного, полную свободу творчества писателя. Романтизм был исполнен протеста против всяких форм рабства и гнета. Белинский видел в нем вечное стремление к возвышенным идеалам, к мечте, облагораживающей человеческую личность, зовущей ее вперед. Русский романтизм явился результатом общественного развития России и достиг своего расцвета в эпоху движения декабристов.
Оказавшись в изгнании, Пушкин со слезами в очах - «душа кипит и замирает» - жалуется в этой первой своей романтической элегии на утраченную молодость, он разочарован прожитой жизнью:
Погасло дневное светило;
На море синее вечерний пал туман.
Шуми, шуми, послушное ветрило,
Волнуйся подо мной, угрюмый океан.
Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюся я,
Воспоминаньем упоенный...
И обращается к несущему его мимо полуденных берегов кораблю:
Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей.
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала...
Без сожаления расстается Пушкин со всеми, недавно пережитыми, радостями и печалями:
Искатель новых впечатлений,
Я вас бежал, отечески края;
Я вас бежал, питомцы наслаждений,
Минутной младости минутные друзья...
* * *
Гурзуф. Литография Ф. Гросса. 1840 г.
Пушкин подъезжал к Гурзуфу 19 августа. Позже он писал: «Проснувшись, увидел я картину пленительную; разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались меж ими; справа огромный Аю-Даг... и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск и воздух полуденный...»
Эти же впечатления нашли отзвук в позднейших «Отрывках из путешествия Онегина»:
Вы мне предстали в блеске брачном:
На небе синем и прозрачном
Сияли груды ваших гор,
Долин, деревьев, сёл узор
Разостлан был передо мною.
А там, меж хижинок татар...
Какой во мне проснулся жар!
Какой волшебною тоскою
Стеснялась пламенная грудь!
«Какой во мне проснулся жар!..» Жажда вновь вернуться к невольно прерванному творчеству...
Пушкин уже в Гурзуфе начал работать над только что услышанным рассказом старого духанщика, претворяя его в романтическую поэму «Кавказский пленник». Но в начале сентября покинул Гурзуф, направляясь через Георгиевский монастырь и Бахчисарай в Симферополь и Кишинев, к месту своей службы.
О пребывании своем в Гурзуфе Пушкин писал брату из Кишинева: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провел я посереди семейства почтенного Раевского... Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался, - счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение - горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда - увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского...»
И продолжал с грустью: «Будешь ли ты со мной? скоро ли соединимся? Теперь я один в пустынной для меня Молдавии...»
* * *
Генерал И. Н. Инзов. Литография Клюквина с оригинала Д. Дау.
Кишинев. Дом Инзова, в котором жил А. С. Пушкин. С рисунка М. Ростовского.
В Кишиневе Пушкин остановился в заезжем доме купца Наумова (в наши дни в нем помещается мемориальный музей поэта) и отправился к начальнику. Генерал Иван Никитич Инзов тепло и сердечно встретил своего нового подчиненного, коллежского секретаря Александра Сергеевича Пушкина.
Человек гуманный и образованный, он сразу же проникся настроениями ссыльного поэта, относился к нему по-отечески. Поняв страстный, несдержанный характер Пушкина, всячески оберегал его от столкновений с бессарабскими помещиками, боярами и чиновниками.
Занятиями Инзов не очень обременял Пушкина. Осведомившись, что в Коллегии иностранных дел поэт был переводчиком, Инзов и предоставил ему «литературную работу»: пером гения поэт переводил в канцелярии Инзова французские тексты молдавских законов на русский язык.
В Кишиневе Пушкин познакомился со старшим дивизионным адъютантом К. А. Охотниковым, бригадным генералом П. С. Пущиным, офицером съемочной комиссии, писателем А. Ф. Вельтманом. Встретился с петербургским знакомым - «арзамасцем» Ф. Ф. Вигелем, подружился с сослуживцем Н. С. Алексеевым.
Близким сердцу Пушкина миром оказался в Кишиневе дом его петербургского друга - «арзамасца» генерала М. Ф. Орлова. Это был культурный центр Кишинева, где собирались члены Южного тайного общества, велись шумные политические и литературные споры. Здесь Пушкин встретился с руководителем греческого восстания против турок «безруким князем» Ипсиланти, с «первым декабристом» В. Ф. Раевским и руководителем будущих южных декабристов П. И. Пестелем.
Рядом с этим миром был в Кишиневе другой мир, в котором Пушкин, любивший все яркое, живописное, вскоре оказался.
Кишинев в начале прошлого века был маленьким городком, где посреди сотен лачужек торчали каких-нибудь семь-восемь каменных домов. Население его было разноязычное - русские, украинцы, молдаване, цыгане, греки, евреи, болгары, армяне. После блистательного Петербурга странно было очутиться в этом многоязычном полуевропейском, полуазиатском, полувосточном городке Бессарабии с его пестрой смесью «одежд и лиц, племен, наречий, состояний».
Но Пушкин не замыкался в себе! Он охотно посещал аристократические круги молдавских помещиков и нередко презрительно отзывался о чванливой, высокомерной «бояр орде», едко высмеивал их «кукониц», как называли здесь местных аристократок, молдавских боярынь...
