Георгий Агабеков - ЧК за работой
363 голоса за Центральный Комитет партии, 356 за Троцкого. Почти половина ГПУ, органа защиты диктатуры ЦК, стояла на стороне Троцкого. Это было почти полным поражением. Но формально ЦК имел большинство в семь голосов, и меньшинству пришлось подчиниться.
Было объявлено, что ГПУ стоит за Центральный Комитет партии. За Зиновьева и Каменева.
В большом здании театра "Колизей" общегородское партийное собрание. В президиуме сидят местные партийные заправила и приехавшие из Москвы Рудзутак 7 Марейкис . Рудзутак в богатой меховой шубе, которую снимает на собрании, делает доклад. Выступавших ораторов много. Большинство защищали точку зрения Троцкого. Сторонники ЦК старались скомпрометировать троцкистов по личным мотивам. "Это все ущемленные. Это люди, сами метящие на теплые места. Волки в овечьей шкуре". Такие эпитеты троцкистам были бесконечны.
Началось голосование. Счетчики заранее были намечены секретарем горкома Епанешниковым. От них многое зависело. Они могли сотню голосов убавить или прибавить.
– Кто за резолюцию товарища Рудзутака?- крикнул председатель собрания Манжара.
Начался подсчет поднятых рук.
– Кто за резолюцию товарища Мамаева?- опять подсчет.
– 2460 голосов за Рудзутака и 1520 за Мамаева,- объявил председатель.- Таким образом, большинством голосов принимается резолюция товарища Рудзутака.
– Постойте,- раздался громкий повелительный голос с галерки,- разрешите спросить у товарища Епанешникова, сколько всех присутствующих членов партии?
Все оглядываются на галерку и смотрят на взобравшегося на доски красноармейца войск ГПУ, задавшего вопрос.
– 3200,- не соображая, выпалил Епанешников.
– Так как же голосующих оказалось около 4000?- спросил все тот же красноармеец.
Поднялся ужасный шум, крики. Минут десять в зале стоял страшный гул голосов.
– Вносится предложение переголосовать,- смог, наконец, объявить председатель.
Снова началось голосование. 1607 голосов за Центральный Комитет и 1593 за Троцкого. Никто не сомневался, что тут не обошлось без махинаций счетчиков, давших победу Центральному Комитету партии.
В Ташкенте к Вельскому приехал погостить полномочный представитель ГПУ Белоруссии Медведь. Это одинаковой комплекции и, видимо, психологии с Вельским человек. Они – большие друзья и старые соратники. Лицо у Медведя жесткое, да и деяния за ним числятся не мягкие. Сейчас он вместе с Вельским сидит у меня в бюро ячейки.
– Да, я тебе скажу, было тут дело с этой дискуссией,- рассказывал Вельский,- не знаю, случайно или с намерением товарищ Агабеков подобрал докладчиком из оппозиции некоего Гусева. Так я тебе должен сказать, так и оказался гусем, холера ему в бок. Еле отбили позицию ЦК. Ведь подумай, что сказали бы в Москве, если бы у меня здесь оппозиция взяла верх, я этого Гусева отправил отсюда в Семиречье. Пусть там бузит, сколько ему хочется.
– Что Москва сказала бы, ха, ха,- ответил Медведь- Там положение почище оказалось. Там в ГПУ выступал не гусь какой-нибудь, а сам товарищ Преображенский. С цифрами в одной руке, с азбукой коммунизма в другой. Одним словом профессор. Ты знаешь ячейку в Москве, это ведь 3000 коммунистов. Так вот, после доклада Преображенского большинство оказалось сторонниками Троцкого. Привезли с постели полураздетого ?анова29, чтобы хоть он воздействовал. Не помогло, публика не слушала. Кто-то из ребят обозвал его старым козлом. А Дзержинскому30 и другим членам коллегии вообще говорить не давали. Требовали немедленно ввести внутрипартийную демократию, разогнать партийный аппарат. "Долой бюрократов, долой аппаратчиков",- сплошь и рядом кричала ячейка. Пришлось прекратить собрание и перенести на следующий день. Ну, а на следующий день были приняты меры. Во-первых, срочно по прямому проводу вызвали из Ленинграда Зиновьева, затем Феликс особо заядлых крикунов частью изолировал, частью отправил в срочные командировки. На следующий вечер собрание открылось речью Зиновьева. Этот и начал. Говорил четыре часа подряд. Все обалдели, слушая его. Голоснули – и что же? Несмотря на принятые меры, ничтожным большинством прошла резолюция ЦК. Да, жаркая была дискуссия. Почище 21-го а,- закончил Медведь.
– Кстати, ты уже получил приказ ГПУ о расформировании юридического отдела ГПУ в Москве?- спросил Медведь Вельского.- А знаешь, почему расформировали? Нет? Так я тебе скажу. Весь отдел целиком оказался разложенным и стоял за оппозицию. Ну, Дзержинский и разогнал их, отправив на окраины. Четырех них он прислал ко мне в Белоруссию.
– Да,- задумчиво ответил Вельский,- хороших коммунистов на окраины не шлют, а все больше бузотеров или провинившихся. Точно здесь тюрьма какая-то. Такими мерами во время дискуссии вожди партии и ГПУ отстояли "монолитность и единство" пролетарской партии в рядах коммунистов ОГПУ.
Я девять месяцев был непрерывно избираем секретарем ячеек органов ГПУ. На этой должности я убедился, что на партийной работе делать нечего. Там думать и решать не нужно. Все заранее обдумано и решено, и эти решения получаешь в виде циркуляров и резолюций, которые обязан неуклонно проводить в жизнь. Иначе – обвинение в уклоне, замена более покладистым членом партии – и опала.
Я не мог больше вынести гнилого духа партийной работы и решил вернуться на практическую активную работу. Меня пригласил к себе на работу начальник иностранного отдела ГПУ Трилиссер31.
Глава XI. ЧК у границ Индии
Я приехал в составе советского посольства в Кабул. Официально я числился помощником заведующего бюро печати, фактически же я резидент ОГПУ в Афганистане. Советское посольство помещалось в довольно старом здании, напротив знаменитого и единственного в Афганистане завода "Машинханэ". Между заводом и посольским домом протекала река Кабул, от которой летом остается одно высушенное русло и название. Вдоль реки по руслу бродят буйволы в поисках воды и сырого места. Посольский дом страшно неудобен, и единственным преимуществом его является огромной толщины чинара, раскинувшая среди двора свои громадные ветви, которые давали богатую густую тень. Члены миссии почти все свободное время проводят под этим деревом. От старого водоноса мы знали, что дом этот принадлежал предшественнику нынешнего Мустоуфи (заведующий налоговым управлением), который чересчур усердно собирал налоги, большую часть которых забывал сдавать в казну. Благодаря своей плохой памяти, он скопил громадное состояние. Однажды вечером по приказу эмира пришли в дом солдаты и, вытащив Мустоуфи с постели, повесили его тут же на чинаре, под тенью которой он любил отдыхать. Тут он висел три дня и три ночи. Потом труп убрали, а имущество конфисковали в пользу казны. Водонос показывал нам толстую ветвь дерева поддерживавшую своего хозяина в последнюю критическую минуту его жизни.
