Морис Палеолог - Тайный брак императора: История запретной любви
В 1904 г. слава о благочестии Распутина и аромат его добродетелей дошли до Петербурга. Известный Иоанн Кронштадтский пожелал познакомиться с молодым сибирским пророком. Он принял Распутина в Александро-Невской лавре. После этого первого появления своего в столице Распутин вернулся обратно в Покровское. Но с этого дня горизонт его жизни расширился. Он завязал сношения с целой шайкой попов, более или менее фанатичных, более или менее шарлатанов, беспутных, каких есть сотни среди подонков русского духовенства. В то же время его неизменным спутником стал монах, сквернослов, жестокий враг либералов и евреев, отец Иллиодор, который впоследствии взбунтовал в своем монастыре в Царицыне и наглостью реакционного фанатизма поставил в большое затруднение Синод.
Вскоре Григорий перестал довольствоваться обществом мужиков и попов. Его видели важно прогуливающимся с протоиереями и игуменами, с епископами и архимандритами, которые все, как Иоанн Кронштадтский, сходились в том, что признавали в нем "искру Божию". Между тем в Царицыне Распутин лишил невинности монахиню, из которой взялся изгнать беса. В Казани он, пьяный, вышел из публичного дома, бичуя поясом бежавшую перед ним голую девицу, что вызвало большой скандал в городе. В Тобольске он обольстил благочестивейшую супругу одного инженера, госпожу Л, и до того влюбил ее в себя, что она всем рассказывала о своей любви и хвасталась своим позором. Будто именно она познакомила его с утонченным развратом светских женщин.
Благодаря этим беспрерывно повторяющимся подвигам престиж святости Распутина возрастал с каждым днем. На улицах, когда он проходил, падали на колени, целовали ему руки, прикасались к краю его тулупа. Ему говорили: "Христос наш, Спаситель наш, молись за нас, грешных. Бог услышит тебя". Он отвечал: "Во имя Отца, и Сына, и Духа Святого благословляю вас, братцы. Верьте, скоро вернется Христос. Терпите, памятуя о его мучениях. Из любви к нему умерщвляйте плоть вашу".
В 1905 г. архимандриту Феофану, ректору Петербургской духовной академии, духовнику императрицы, пришла в голову несчастная мысль вызвать к себе Распутина. Он ввел Распутина в круг своих благочестивых клиентов, среди которых было много спиритов. Во главе последних стояла очень влиятельная группа: Николай Николаевич, в то время командующий императорской гвардией, его брат Петр, затем их жены, Анастасия и Милица, дочери черногорского короля. Григорию достаточно было появиться, чтобы поразить и очаровать это праздное, легковерное общество, предающееся самым бессмысленным фокусам теургии и оккультизма. Во всех мистических кружках наперебой старались заполучить сибирского пророка, "Божьего человека".
Отличались экспансивностью своего поклонения черногорские великие княжны. Они даже устроили при русском дворе лионского мага Филиппа в 1900 г. Они же в 1907 г. представили Распутина царю и царице.
Перед тем, как назначить ему аудиенцию, царь и царица чувствовали некоторое сомнение и обратились за советом к архимандриту Феофану, который совершенно их успокоил. "Григорий Ефимович, — сказал он, — крестьянин, простец. Полезно будет выслушать его, потому что его устами говорит голое поле Русской земли. Я знаю все, в чем его упрекают. Мне известны его грехи: они бесчисленны и большей частью гнусны. Но в нем такая сила сокрушения, такая наивная вера в Божественное милосердие, что я готов был бы поручиться за его вечное спасение. После каждого раскаяния он чист, как младенец, только что вынутый из купели крещения. Бог явно отличает его Своей благодатию".
С первого появления во дворце Распутин приобрел необыкновенное влияние на царя и царицу. Он их обратил, ослепил, покорил. Это было какое-то очарование. Не то чтоб он льстил им. Наоборот. С первого же дня он стал обращаться с ними сурово, со смелой и непринужденной фамильярностью, с тривиальным и красочным многословием, в котором царь и царица, пресытившись лестью и поклонением, слышали наконец, казалось им, "голос Русской земли". Он очень скоро сделался другом госпожи Вырубовой, неразлучной подруги царицы, и был посвящен ею во все царские семейные и государственные тайны. Все придворные интриганы, все просители должностей, титулов, доходов, естественно, стали искать его поддержки. Квартиру, которую он занимал на Кирочной улице, а позднее на Английском проспекте, днем и ночью осаждали просители, генералы и чиновники, епископы и архимандриты, тайные советники и сенаторы, адъютанты и камергеры, фрейлины и светские дамы. Это была беспрерывная процессия. Когда Распутин не был занят у царя с царицей или у черногорских княжон, его чаще всего можно было встретить у старой графини Игнатьевой, которая собирала в своем салоне отъявленных защитников самодержавия и теократии. У нее любили собираться высшие духовные сановники: перемены в церковной иерархии, назначения в Синод, самые важные вопросы догматов, дисциплины и богослужения обсуждались в ее салоне. Ее всеми признанный моральный авторитет был для Распутина драгоценным вспомогательным средством.
В числе покровителей Распутина в начале его деятельности был также тибетский доктор Бадмаев, сибиряк из Забайкалья, монгол, бурят. Не имея университетского диплома, он занимался лечением не тайно, а совершенно открыто — лечением странным, с примесью колдовства. К концу войны с Японией один из его высокопоставленных клиентов из признательности отправил его с политическим поручением к наследственным правителям китайской Монголии. Для того чтобы обеспечить их содействие, Бадмаеву поручено было отдать им двести тысяч рублей. Вернувшись из Урги, он изложил в докладе блестящие результаты своей поездки и на основании этого письменного сообщения удостоился соответствующей благодарности. Но вскоре было замечено, что Бадмаев оставил себе эти двести тысяч рублей. Инцидент стал принимать скверный оборот, однако вмешательство высокопоставленного клиента уладило все. Доктор свободно вздохнул и снова принялся за свои каббалистические операции.
Никогда еще не было такого притока больных в его кабинет на Литейном, ибо распространился слух, что Бадмаев привез из Монголии всякого рода целебные травы и магические рецепты, с большим трудом полученные у тибетских шаманов. Сильный своими невежеством и фанатизмом Бадмаев без колебания брался за лечение самых трудных, самых темных случаев. Он, впрочем, оказывал известное предпочтение нервным болезням, психическим страданиям и загадочным расстройствам женской физиологии.
Бадмаев сам приготовлял прописываемые им лекарства под странными названиями. Он производил, таким образом, опасную торговлю наркотиками, заглушающими боль, анестезирующими, месячногонными и возбуждающими средствами. Он именовал их "Тибетским элексиром", "Порошком Нирвитти", "Цветами азока", "Ниэн-Ченским бальзамом", "Эссенцией черного лотоса". В действительности Бадмаев получал ингредиенты для лекарств у знакомого аптекаря.
