Глеб Сташков - Записки купчинского гопника
– Тебя, похоже, тоже можно включать в девушки, – сказал расхрабрившийся оператор.
Жора помахал руками, но ничего не ответил. Он явно не определился, к какому полу лучше примкнуть.
– Мне страшно, – весело сказала Аня, глядя на меня. – Можно, я поближе к тебе сяду?
– Конечно.
Аня уселась ко мне на колени.
Не выпивший коньяка шофер разразился гневной тирадой:
– Много я слышал про ваше Купчино, но не думал, что правда. У вас здесь особый мир. Отдельная планета. Все человечество живет на планете Земля, а небольшая его часть – в Купчино.
– Нужно быть сталкером, чтобы здесь выжить, – подхватил Жора.
Я пожал плечами.
– Чтобы здесь выжить, нужно – для начала – не хамить незнакомым людям.
– Нет, нужно быть сталкером, – не унимался Жора.
– Много ты понимаешь в сталкерах, – сказал я. – Вот расскажу сейчас, как по заданию редакции я ездил в город Озерск, тогда поймешь.
Рассказ про ядерный щит Родины и бобров
Отправляясь в город Озерск Челябинской области, я знал две вещи. Там есть предприятие «Маяк», на котором сделали первую советскую ядерную бомбу. И еще там была авария. Типа Чернобыльской.
Я чувствовал себя сталкером. Устроила родная редакция пикник, блин, на обочине. Но я держался. Поскольку, цитирую, «когда в Зону выходишь, то уж одно из двух: либо плачь, либо шути, – а я сроду не плакал».
Санкт-Петербург был основан Петром Великим. А город Озерск – Лаврентием Павловичем Берия. Он, как известно, курировал советский ядерный проект.
В честь основателя благодарные жители назвали улицу – параллельную улице Сталина. В 1953 году ее, естественно, переименовали. Остались только легенды. Например, такая. Однажды, заехав в основанный им город, Берия потребовал коньяку. Ему подали армянский. Чем вызвали гнев наркома, поскольку тот употреблял исключительно грузинский. Отдел снабжения распорядился, и все советское время в Озерск завозили коньяк только из Грузии.
Сейчас – бери хоть «Хеннесси». Хотя город до сих пор закрытый. Он и Озерском-то стал двадцать лет назад, а до этого числился Челябинском-65.
На въезде – КПП. Не банальный шлагбаум, а специальные проезды с металлическими решетками. Мы как официальная делегация получили привилегию не выходить из автобуса. Простая перекличка:
– Сташков!
– Я! То есть здесь!
Охрана по всему периметру города. Не объедешь, не проскочишь. Даже не проплывешь по озеру – там сети (мало ли – вражеская подводная лодка). Ходят патрульные катера. Говорят, в Озерске единственная часть внутренних войск, у которой есть свой военно-морской флот.
В гости (имеется в виду, в город) приглашают только близких родственников. Дальних – по случаю. Какая-нибудь свадьба или похороны. Друзей – не принято. Каков у города основатель, такие и порядки.
И все это сомнительное удовольствие можно, условно говоря, оценить в 13,5 тысяч. Такова была средняя зарплата на «Маяке», где работают 14 тысяч из стотысячного населения Озерска. Думаю, должна быть тоска по советским временам – тогда хоть снабжение было по высшему разряду.
Чувствую, что пора переходить к личным впечатлениям. Но их, к сожалению, мало. Жил я в гостинице. Где, разумеется, останавливался Берия. Он же распорядился строить дома не выше двух этажей – чтобы из-за деревьев было не видно. Сейчас не спрячешься – на Озерск можно посмотреть из космоса. Через Google. Так что новый город – стандартные новостройки.
Двухэтажный Озерск производит довольно мрачное впечатление. Я погулял минут десять и отправился в бар. Там же ресторан, казино, боулинг и кинотеатр. Пиво – 40 рублей. Правда, в пластиковых стаканах. У стойки сидели студенты и решали какие-то цепочки полураспада. После этого в боулинге я надеялся увидеть шары из урана. Или хотя бы светящиеся. Шары были обычные, а местный журналист меня обставил. Полное разочарование.
Хотя первое разочарование было еще раньше. Мне заявили, что ни собак, ни коров о двух головах я не увижу. И ехидно добавили:
– Двухголовые – это в Кунсткамере.
– А как же авария?
В 1957 году авария действительно была. С выбросом в 20 миллионов кюри. Черт его знает, что это значит, но для сравнения: в Чернобыле было 50 миллионов. То есть сопоставимо. Но в Озерске 18 из 20 миллионов осели на промплощадке.
– Те, кто там был, в основном умерли, – сообщили мне. – Зато кто выжил, живут и живут.
Надо сказать, люди в «атомограде» – энтузиасты своего дела (см. среднюю з/п). Все время на все лады меня убеждали: радиация в некритических дозах если не полезна, то не факт, что вредна. По крайней мере, не доказано, что вредна. Да и что такое радиация? В самолете пролетел – нахватал. На рентген сходил – еще больше. А в Питере вообще столько гранита – что и говорить не о чем. Это все радиофобия, виною которой – Чернобыль.
Вот-вот, спрашиваю, а как же Чернобыль? Отвечают: большинство чернобыльцев умерли, потому что сами себя убедили, будто радиация вредна. Подтверждено исследованиями. Зато на заводах по обогащению урана – вроде как хуже некуда – директорам за семьдесят, хоть они всю жизнь там работают.
Еще один аргумент. Ядерные отходы низкого уровня активности сливают в закрытый Течинский каскад водоемов. В конце 40-х – начале 50-х туда сбрасывались и отходы от производства, гораздо более радиоактивные. Люди в этих местах не водятся. Поэтому развелось без числа всякой живности. Обнаглевшие бобры строят хатки прямо на плотинах. И никто не знает, как с этим бороться. Потому что бобры занесены в «Красную книгу», и разрушать их хатки строжайше запрещено.
В проблемной деревне Муслюмово на берегу реки Течи (в честь которой каскад) уровень жизни выше, чем в окрестных селах. Хотя деревню все равно расселяют от греха подальше. Но мне обещали:
– Приезжайте летом. Местные татары за бутылку водки с удовольствием искупаются в запретной речке.
– И что с ними будет?
– Да ничего с ними, татарами, не будет. Если регулярно купаться десять лет, тогда и дозу можно набрать.
В Восточно-Уральском заповеднике (там, куда улетели с промплощадки оставшиеся два миллиона кюри) – тоже, как меня заверили, прекрасная флора и фауна. Потому как главный враг природы не радиация, а человек. Оно, может, и так, но все-таки ядро расщеплять – тоже не бобры придумали.
С чувством некоторого превосходства атомщики рассказывают о французах. На самом деле, конечно, они их уважают. У них доля атомной энергетики самая высокая в мире – 78 %. У нас – жалкие 16 % (половина – это газ).
– А ведь мы построили первую в мире АЭС, – сокрушаются атомщики.
Но французы сливают низко– и даже среднерадио-активные отходы не в Течинский каскад, а в Ла-Манш.
