Марк Твен - Автобиография
В предшествовавшие пятнадцать месяцев, на протяжении которых миссис Клеменс была беспомощным инвалидом, она неизменно получала нежную предупредительность и доброжелательное внимание, которые человеческие существа любого рода и звания всегда и всюду оказывают беспомощным. Эта американская графиня была первой из представителей человеческого рода, которая отвергла эти добродетели и вместо них нанесла физическую боль и вред.
Учитывая известный характер этой женщины, договор об аренде не был диковинкой, поскольку оставлял много лазеек для удовлетворения ее прихотей, капризов и злобных умыслов, но не оставлял никаких отдушин для нашего спасения и защиты. Ее права были сформулированы на письме весьма подробно, на любой случай, тогда как некоторые из самых важных наших прав не имели обеспечения, кроме как в виде ее устных обещаний. Эти обещания не соблюдались и отвергались с самого начала, причем совершенно в открытую. Согласно устному обещанию, мы могли занимать столько лошадей из конюшни, сколько нам заблагорассудится, но письменный договор ограничивал нас лишь конюшней под комнатой миссис Клеменс. По устной договоренности, предполагалось, что графиня покинет поместье, как только мы туда въедем, – весьма важная деталь, которая непременно должна была быть оговорена письменно, ибо ни один человек, знакомый с графиней, будь его воля, не потерпел бы смрад ее присутствия в радиусе мили от своего жилища. По устному обещанию мы должны были сами распоряжаться резервуаром, который обеспечивал дом водой – что было еще одной исключительно важной деталью, но поскольку это не было записано, она имела и продолжает иметь возможность распоряжаться им сама и постоянно делает это вразрез с нашими удобствами и нашим здоровьем. Договор не предоставил нам ни единого права за пределами здания, кроме прохода через участок во время выхода и входа. С нами не консультировались относительно того, в какие часы большие ворота должны быть открыты, и ей доставляло удовольствие закрывать их на ночь в шесть часов, по коей причине мы не только время от времени оставались пленниками до следующего утра, но были катастрофически не осведомлены об этом, потому что она не ставила нас в известность. Я говорю «катастрофически» по той причине, что однажды наш дорогостоящий флорентийский специалист, профессор Грокко, со своим ассистентом-врачом в шесть часов вечера прибыли к внешним воротам, находящимся за четыреста ярдов от виллы, и обнаружили их запертыми. Поскольку звонка на воротах нет, у них не было способа уведомить нас о своем прибытии. Ассистент, доктор Нести, побежал на разведку и нашел открытые ворота, которые вели в podere[70]; через них они беспрепятственно подъехали к вилле. Отговорка для того, чтобы держать запертыми большие ворота, находящиеся на главной дороге и непосредственно ведущие к нашему дому, состояла в том, чтобы защитить усадьбу от воров, тогда как те, усадебные, частенько бывали открыты всю ночь.
Графиня изобрела и другие разнообразные способы создавать нам неудобства, и я предполагал, что мотивом была единственно и исключительно злоба, но оказалось, что дело не только в этом. Она пыталась вынудить нас упустить денежную выгоду в пользу ее мажордома. Она надеялась, что мы станем покупать все припасы через него и таким образом распространим на него те же самые возможности нас грабить, какими он пользовался, грабя ее. Она была на удивление разговорчива в этом вопросе. Она сообщила мне, что я совершил ошибку, не закупая зимнее топливо через этого человека, а также не закупая через него запас вина и масла на зиму, а также не предоставив нашей кухарке повозку и лошадей, чтобы ежедневно ездить во Флоренцию за скоропортящимися продуктами к столу, а также не поручив ему организовывать для нас стирку, а также не ублажив его щедро, чтобы он был с нами на дружеской ноге в отношении воды, поскольку он мог перекрыть ее, когда ему вздумается, а мог и расточать без пользы, тем самым вынуждая нас покупать воду на стороне и организовывать ее доставку, – что он и проделывал раз в неделю или две.
Договор аренды запрещал мне добавлять в доме какие-либо усовершенствования или удобства без предварительного получения от нее письменного согласия. Наши врачи находились за три или четыре мили, во Флоренции; несколько раз у миссис Клеменс возникала острая в них нужда, и всякий раз нам требовалось полтора часа драгоценного времени, чтобы послать за ними и доставить к больной. Необходим был телефон, и я попросил графиню разрешить мне его поставить. Она согласилась, но оговорила, что надо непременно за ней послать, когда телефонисты прибудут устанавливать аппарат, так чтобы она могла самолично определить, где именно в доме можно его разместить. Мне не пришло в голову попросить ее зафиксировать это разрешение на бумаге, поскольку я еще был не в состоянии осознать, что имею дело не с человеческим существом, а с крокодилом. Через мистера Чекки, управляющего банком, был тотчас составлен контракт с телефонной компанией; перед нами было еще двадцать семь заказов, но благодаря любезности компании и учитывая мою острую необходимость в телефоне я был помещен в начало списка; мой аппарат был установлен немедленно и в последние дни января начал работать в идеальном порядке. Этот идеальный порядок сохранялся в течение часа, а затем аппарат заглох. На протяжении целого месяца после этого мистер Чекки из кожи лез, чтобы выяснить, в чем неполадка. Компания приводила всевозможные объяснения, кроме рациональных, и, однако же, телефон продолжал молчать. Почти в конце января я узнал из достоверного источника, что графиня говорила какой-то знакомой, по-видимому, единственной во всей Италии, что, если бы я поручил установку телефона ее любовнику, с телефоном не было бы никаких затруднений. Я поехал в город, и мистер Чекки телефонировал в компанию и попросил их ответить раз и навсегда, когда они намереваются вдохнуть жизнь в мой телефон. Они ответили, что графиня угрожает им судебным иском об ущербе в размере восемнадцати франков, который они ей нанесли, установив в ее владениях телефонный столб, при том что реальный ущерб если и был, то составлял не больше пяти франков. А также сказали, что только что получили от графини распоряжение, сопровождаемое угрозой от ее адвоката, требующее убрать мой телефон не позднее полудня четвертого февраля. Я попросил мистера Чекки передать компании, что, если у меня не будет возможности до заката связаться со своим домом по телефону, я вчиню им иск об ущербе на двадцать пять тысяч франков за отказ выполнить заключенный со мной контракт. Не прошло и часа, как связь с моим домом была налажена и ни разу с тех пор не прерывалась. Отговорка графини по поводу препятствования установке телефона, специальным и исключительным назначением которого являлся спешный вызов врачей, чтобы спасти находящуюся под угрозой жизнь, состояла в том, что у меня не было от нее письменного разрешения и я не известил ее, чтобы она пришла и сказала, где можно поместить аппарат. Я уже начинал было утрачивать свою веру в ад, пока не свел знакомство с графиней Массильи.
